Станция "Самосуд"
Шрифт:
— Не знала, что вы увлекаетесь картографией, — произнесла она, поворачиваясь боком к ректору, остановившемуся у стеллажей.
— Ес-сли бы вы в с-свое время охотнее пос-сещали мои лекции, с-сиера Девраиль, вы бы з-снали, что карты — неотъемлемая час-сть ис-сторических наук. И наверняка поняли, что перед вами карта времен Таврии Первого с-совета! — снисходительным тоном ответил Лино и прошел за стол.
— Уверяю вас, саро Вомин, для этого более чем достаточно поднять глаза и прочитать дату составления, — девушка подавила ехидную улыбку, поворачиваясь к ректору лицом. — Древняя вещица, не боитесь, что рассыплется?
— Не боюс-сь, — подобно змее он смотрел ей прямо в глаза, — в те времена умели накладывать превос-сходные
— Ясно… — выдохнула Илинея. — Полагаю, вы позвали меня не для дискуссии?
— Нет, вы просто потряс-сающ-щая! — гортанно рассмеялся ректор. — Вы с-сами начинаете это диалог, а потом делаете вид, будто я вас-с з-садерж-шиваю!
Илинея подошла к столу и опустилась в кресло.
— Однако я уже перешла к сути, а вы продолжаете словоблудие, — колдунья упрямо не отводила взгляд. Ей нечасто приходилось общаться с ректором, но за эти несколько раз она усвоила одно: свои границы нужно обозначать резко и сразу, давая Вомину понять, что давление и манипуляции не пройдут. Работает эта тактика не всегда, но хотя бы работает.
— В общ-щем-то, ничего ос-собенного, — ректор пожал плечами и откинулся в кресле, прерывая зрительный контакт. — Вам так и не удалос-сь попасть на конференцию, однако для нас-стоящего таланта не с-сущ-ществует преград и расстояний, — он расплылся в доброжелательной улыбке.
— Ммм, столько приятных слов! — покачала головой Илинея. — Да вы, никак, убить меня задумали? Заранее почву подготавливаете?
Ректор вновь низко засмеялся, однако веселье не тронуло его глаз, которые четко показывали, как ему надоел этот разговор.
— Расслабьтес-сь, с-сиера, это не мои с-слова, — Илинея закатила глаза. — Мне довелос-сь пообщ-щаться с-с вес-сьма высоко с-сидящ-щими колдунами, и, по какой-то причине, их з-саинтерес-совала ваш-ша работа. Я лишь хочу, чтобы вы отправили ваш-ш текст на адрес-с Минис-стерства образ-сования. Отказ-са я не приму — мы ведь не хотим, чтобы уваж-шаемый Аврил Венделия расстраивалс-ся!
— Сразу с козырей заходите? — хмыкнула колдунья. — Я бы и так согласилась, — она поднялась с кресла и еще раз посмотрела на карту. — А вы бы сняли ее, если так боитесь расстроить Аврила. Вряд ли политики оценят нездоровый интерес к Первому совету у руководителя одной из ведущих академий страны, — она кивнула на прощание и направилась к двери, когда до нее донеслось презрительное:
— Это, с-сиера, не ваш-шего ума дело!
Илинея резко остановилась, будто вкопанная, и язык сработал быстрее мозга:
— Вот как! Да… Да, вы правы! Моим умом трудно понять, как можно с вашим происхождением восхищаться той эпохой! — резко развернулась она обвинительно глядя на ректора. — Вы же историк! Или вы просто игнорируете, что к южным магам во времена Первого совета относились хуже, чем к людям? Их даже простые, черные маги на работу не брали, а аристократия расценивала их как дикарей, которым не место в дивном обществе чародеев! Позор магического сообщества! — разорялась Илинея. Это было похоже на доклад оратора: четко, уверено, с расстановкой. Однако какой-либо заметной реакции не следовало. Ректор Вомин все так же сидел, откинувшись на спинку кресла, и с ноткой интереса наблюдал за представлением. — Или, может, вам напомнить про Южную экспансию, когда совет закрывал глаза на зверства в отношении местных жителей? Даже среди аристократов симпатия к политике Первого совета осуждается, а ведь только они и чувствовали себя нормально в то время! Диктатура родовитых богачей, пролившая столько крови, едва не уничтожившая целый культурный пласт! У них из хорошего были только связи с Империей Прелотов, и те построены на продаже рабов! — под конец речи Илинее уже не хватало воздуха. Ей было, что сказать, однако некому было это слушать.
Вомин лишь с важным видом кивнул и медленно, издевательски похлопал:
— Ну надо ж-ше! С-спус-стя
Едва открыв рот, девушка тут же его закрыла. Накатившая волна возмущения и понимания, что все выступление ушло в никуда, сбили весь настрой. Девушка развернулась и, кипя от злости, вышла за дверь, где за скромным столиком работала Ингрид. Она бегло глянула на зажатый в руке профессора лист и кивнула на него:
— Вас за этим вызывали?
Илинея глубоко вдохнула и поднесла список к глазам. Рыкнув «Черт!», она скомкала его, схватила сумку и, не глядя, закинула в большой карман.
— Крепись, Ингрид! — на выдохе произнесла она и ураганом вылетела из приемной, оставив девушку в неведении.
Впрочем, для понимания состояния Илинеи ей и не нужны были детали.
В квартиру колдунья забежала злая, как стая скальных врахов, разве что прохожих в общее гнездо не утаскивала. Сумку безжалостно кинули к стене, а сама девушка, разуваясь и раздеваясь на ходу, напролом шла к телефону, ибо лишь один человек в городе был способен выдержать ее гнев. Болеро с корсажем полетели на кровать, а многослойная юбка бесформенной кучей упала рядом со столом. В одних чулках и расстегнутой бежевой блузке она сидела на табуретке в прихожей и крутила номерной диск, набирая подругу. Шел четвертый час дня…
***
Утро Риды, несмотря на отпуск, началось довольно рано. На прошлой неделе Дориан-таки согласился вернуться в госпиталь и проходить лечение, как нормальный человек, и невыносимая жизнь Риды превратилась в невыносимо скучную. Илинея всю неделю пахала, света не видя и подумывая разработать ответное проклятье для учетного отдела, решившего базовый курс иллюзии для непрофильных групп впихать в один месяц. Компания нескольких общих знакомых, с которыми девушки иногда собирались, Риду не особо прельщала, ибо один на один с ними было довольно скучно, а с коллегами по работе Рида из принципа не общалась. Принцип этот назывался «будем честны, мы бы продали друг друга за один нинге». В офисе Риду не любили. Но, справедливости ради, стоит сказать, что офисники вообще никого не любили, в том числе, друг друга. Корпоративный дух не позволял.
Возможно, одинокий отпуск проходил бы гораздо веселей, если бы изначально не планировался совершенно иным образом. А теперь… планов не было, дом блестел, и Рида маялась бездельем, по привычке просыпаясь в восемь утра.
Она сидела на кухне, у дровяной печи, и лениво листала одну из старых книг бабушки. Как назло, та предпочитала мелодрамы, так что процесс шел медленно и, в принципе, существовал больше для создания вида и самообмана. Взгляд девушки то и дело останавливался, а потом вновь начинал бегать по тексту, перечитывая тут же забытые строки. Книга казалась ей столь скучной, что она невольно следила за всем вокруг, но не за сюжетом. Она ждала.
Ждала, когда в госпитале начнутся часы приема, когда пойдут первые рейсы омнибусов… Она отложила книгу на кухонный стол, накинула куртку и вышла во двор. Осеннее солнце поднималось лениво и незаметно, словно пасмурное небо светлело само по себе. Холодный воздух пробирался под одежду, выстужая разгоряченное пламенем тело, успокаивая и завораживая. Шагая по мокрой, пожухлой траве, Рида подошла к обочине дороги. Жители соседних домов просыпались. Где-то только загорался свет, где-то в окнах виднелись торопливо одевающиеся люди, а кто-то уже спешил по делам, шустро перебирая ногами и бросая удивленные взгляды на зевающую у обочины девушку. Она лениво осматривалась, пока на грани сознания что-то не зацепило ее внимание. Протерев глаза, девушка прищурилась и пригляделась к виднеющейся в дали станции.