Станция Солярис
Шрифт:
Я отчетливо помнил, что вывел ракету, в которой находилась та...
первая Хари, на стационарную орбиту вокруг Соляриса высотой около тысячи километров, и теперь, включив аппаратуру, первым делом ввел в компьютер необходимые параметры и поставил задачу определить местонахождение ракеты на данный момент.
Стартовая площадка была пуста. Контейнер, доставивший меня на Станцию с борта ушедшего к Альфе Водолея "Прометея", по-прежнему возвышался у дальней стены, там, куда я откатил его, готовя к запуску ракету...
вернее, имитируя подготовку к запуску. Тогдашний мой ужас
Компьютер быстро выдал результат расчетов - и все задрожало у меня внутри. Ракета по-прежнему была на орбите, ничего с ней не случилось... Она находилась в зоне радиовидимости и я мог прямо сейчас нащупать ее локатором и попытаться связаться по радио с той, которая, возможно, до сих пор...
Меня все еще продолжало трясти, когда я увидел светлую точку, медленно перемещающуюся по экрану. Включив связь, я пригнулся к микрофону и сиплым голосом произнес:
– Борт, это Станция Солярис, это Станция Солярис...
– я сглотнул и продолжал: - Борт, отвечайте Станции... Отвечайте Станции...
Ответом мне была тишина, которую нарушал только еле слышный непрерывный шорох. Я провел языком по пересохшим губам и повторил:
– Борт, отвечайте Станции Солярис.
Только едва уловимый шорох - и больше ничего...
Надежда стремительно таяла, надежда испарялась, надежда сгорала, превращаясь в мертвый пепел разочарования - печальное содержимое погребальных урн, - но я был намерен идти до конца. Даже если путь заканчивается тупиком, ты должен наверняка знать, что там именно тупик... и искать другие пути!
Включив питание пульта дистанционного управления, я, сверяясь с подсказками, появившимися на дисплее, согнулся над клавиатурой, приступив к работе по снятию ракеты с орбиты и ее возвращению сюда, на стартовую площадку. Я старался не думать о том, чем все это может закончиться.
Поглощенный манипуляциями с клавишами, я не замечал ничего окружающего, и только выполнив последнюю операцию и откинувшись на спинку кресла, вдруг почувствовал на затылке чей-то взгляд. Это не очень приятное ощущение было таким отчетливым, что я, с силой оттолкнувшись подошвами от пола, резко развернулся вместе с креслом.
И увидел Снаута.
Снаут стоял на верхней ступени эскалатора, соединяющего ракетодром с нижними помещениями Станции. Он был все в той же сетчатой майке и заляпанных пятнами полотняных брюках и, кажется, трезв. Не сводя с меня хмурого взгляда, он сказал бесцветным голосом:
– Я догадался, что ты обязательно попробуешь и это. Продолжаешь свои эксперименты, Кельвин?
Я молча развернул кресло в обратную сторону. Мне не хотелось с ним разговаривать - этот разговор был не нужен. По крайней мере, сейчас не нужен.
Устроившись поудобнее, я положил руки на подлокотники кресла и закрыл глаза. И ощутил себя измотанным до предела. В запасе у меня оставалось около двух часов и нужно было постараться хоть немного подремать. Никаких неприятных ощущений в затылке больше не возникало, и мне было все равно, продолжает ли Снаут оставаться на том же месте или он вернулся в недра Станции. Меня это совершенно
Меня волновало другое...
Не знаю, о чем я думал, и думал ли о чем-нибудь вообще. Я то и дело погружался в какой-то беспокойный полусон, наполненный расплывчатыми незнакомыми образами, потом, вздрагивая, на несколько секунд выныривал на поверхность, к яви, - и вновь проваливался в серый туман. Возникший вдруг словно ниоткуда Снаут, уже успевший переодеться в свой черный свитер, склонился надо мной и, неприятно улыбаясь, произнес:
– А ведь ты проспал, Кельвин. Я немного подкорректировал траекторию спуска, и она уже упала... в океан.
– Что?!
– я дернулся в кресле и в очередной раз очнулся. Никакого Снаута, конечно, рядом не было. Мне было жарко, а пульс частил так, словно я не сидел в операторском кресле, а со всех ног куда-то бежал.
Я бросил взгляд на часы: до расчетного времени посадки оставалось пятьдесят шесть минут. Ракета уже вошла в атмосферу над другим полушарием Соляриса и начала постепенно догонять Станцию. Не знаю почему, я чувствовал страшный голод - вероятно, от постоянно подавляемого волнения и смутных опасений, грызущих меня изнутри подобно каким-нибудь термитам. Времени у меня было еще предостаточно и, поколебавшись немного, я решил спуститься вниз и перекусить.
Сидя за столом на кухне, расположенной в конце нашего коридора, я уже доедал седьмой или восьмой бутерброд, запивая его холодным чаем, когда дверь открылась и на пороге возник Снаут. Увидев меня, он поднял брови и, помедлив, протиснулся между холодильником и разделочным столом и оказался за моей спиной. Я слышал, как он гремит чайником, но не оборачивался.
– Решил подкрепиться перед встречей?
– спросил он, звякая ложкой в стакане.
– Ну-ну...
Его тон мне не нравился, но я продолжал молча жевать.
– Кельвин, не делай этого, - тихо сказал он.
– Даже если там действительно окажется... лучше тебе не будет. Поверь старому Хорьку.
Я со стуком поставил стакан, поднялся и повернулся к нему. Он перестал размешивать сахар и глядел на меня с сожалением, как на неразумное дитя.
– Доктор Снаут, я не нуждаюсь в советах, - ровным голосом произнес я.
– Считайте мои действия научным экспериментом. Я включил его в свой рабочий план.
– Это эксперимент на себе, - заметил Снаут, качая головой.
– Как допотопные врачи.
Я не собирался вступать с ним в дискуссию. Я молча сполоснул свой стакан и вышел из кухни.
Все оставшееся до посадки ракеты время я не мог усидеть на месте. Я кругами ходил вокруг стартовой площадки, не слыша ничего, кроме бешеного стука крови в висках. За две минуты до момента "ноль-ноль" я опустил защитный полутемный экран и, упираясь локтями в пульт, обхватил ладонями горящие щеки.
Заслонки в куполе с резким щелчком открылись, и сквозь серебристую воронку выбрасывателя ринулся вниз огненный столб, сопровождаемый громким гулом. Экран мгновенно стал непроницаемым для света. Пол у меня под ногами ощутимо дрогнул, так что я чуть не упал грудью на пульт, потом мелко завибрировал - реже, реже - и наконец успокоился.