Станция Солярис
Шрифт:
– Пойдем-ка прогуляемся, - сказал я Хари.
– Поищем нашего чрезвычайно занятого доктора Сарториуса.
– Ты мог бы предложить мне это и не таким тоном, - сердито отозвалась она.
– Поласковей.
– Я же просил тебя: давай обойдемся без сцен. Пора бы нам уже миновать этот этап.
– Эх ты, психолог, - сказала Хари, вставая.
– Знаток человеческих душ...
– Прости. Это все потому, что я плохо спал.
Хари подошла ко мне и произнесла, в упор глядя мне в лицо:
– Нет. Это потому, что я тебе мешаю, Крис. Я же вижу, хоть я и не психолог.
– Ну что
– Просто я... просто у меня...
– я никак не мог подобрать слова.
– Ладно, Крис, - она грустно усмехнулась.
– Не надо придумывать.
Постараюсь быть незаметной.
Она, обойдя меня, направилась к двери. Я, проглотив горький комок, пошел следом.
Не обменявшись ни единым словом, мы прошли по коридорам и поднялись на обзорную площадку. Там никого не было. Красный туман все так же застилал поверхность океана, он еще больше сгустился и напоминал кисель; котлованы становились все шире и глубже, туман на их дне продолжал медленно вращаться, но пока не видно было там, в глубине, привычных буро-черных волн.
Мы спустились на ярус, где находилась лаборатория Сарториуса:
во-первых, я хотел заглянуть на кухню - вдруг доктор сидит там, устроив для себя длительное пиршество? Во-вторых, за то время, что мы с Хари бродили по Станции, он мог вернуться в лабораторию.
Кухонные столы просто поражали своей абсолютной пустотой; дверцы настенных шкафчиков были плотно закрыты - казалось, здесь, на кухне, веками не ступала нога человека...
Зато дверь в лабораторию была приоткрыта - это я увидел еще издалека.
Мы подошли к ней и я громко произнес:
– Доктор Сарториус, это Кельвин. К вам можно? Я не дождался вашего звонка.
Ответа не последовало. Ввглянув на молча стоящую рядом Хари, я открыл дверь еще шире и вошел во владения физика.
Первое, что бросилось мне в глаза в этом светло-голубом зале - пустота на письменном столе; в этом смысле он почти не отличался от столов, стоящих на кухне. С него исчезли стопки книг и дискеты, исчез зажим с детскими рисунками, и одиночество дисплея разделял только листок белой бумаги, аккуратно положенный в самый центр столешницы.
Почувствовав в этом какой-то подвох, я, ступая почему-то очень осторожно, чуть ли не на носках, начал приближаться к столу, окинув взглядом лабораторию и убедившись, что Сарториуса в ней нет.
Это была какая-то записка, всего два слова. Еще не дойдя до стола, еще ничего не прочитав, я ощутил смутную тревогу. Сразу же вспомнилась адресованная мне предсмертная записка Гибаряна, которую я нашел в его шкафу.
Упираясь руками в столешницу, я вновь и вновь перечитывал два этих коротких слова. Нет, эта записка отличалась от записки Гибаряна. Та носила следа спешки и имела адресата; эта не адресовалась никому и была написана крупными, ровными, словно по линейке, почти печатными буквами.
Хари за моей спиной тихо охнула:
– Как это, Крис?
Я молчал и все перечитывал и перечитывал эти два слова: "Ухожу навсегда".
7.
Наш вертолет летел навстречу солнцу над бескрайним красным полем, совершая очередной, все более расширяющийся виток вокруг Станции.
Очередной бесполезный виток. Снаут занимал место пилота, Хари я усадил
Мы со Снаутом грубейшим образом нарушили инструкцию, покинув Станцию вместе и не оставив на ней ни одного человека. Но нам было не до инструкций - где-то там, в этом тумане, пропал доктор Сарториус, железный, несгибаемый и целеустремленный доктор Сарториус, способный регулярно бриться и чистить ботинки даже в такой ситуации, когда, по словам Снаута, на восьмерых оставалось только пятьсот килограммов кислорода...
Обнаружив его записку, я, забыв о Хари, бросился разыскивать Снаута.
Хари еле поспевала за мной, я слышал за спиной ее прерывистое дыхание, но, не оборачиваясь, быстро шагал к ремонтной мастерской, надеясь, что он, может быть, возится там со своим кибернетическим хламом. В мастерской Снаута не оказалось, но, позвонив оттуда в его кабину, я, наконец, застал кибернетика на месте.
– Сарториус, - коротко сказал я, поднеся к экрану записку.
Снаут был трезв и хмур. Прочитав лаконичное безумное сообщение Сарториуса, он громко выругался и осекся, заметив Хари.
– Идите в операторскую, я сейчас.
Спустившись по лестнице, мы с Хари вошли в круглое помещение операторской. Буквально следом за нами туда ворвался Снаут в расстегнутой рубашке. Не глядя на нас, он устремился к пульту и начал с размаху тыкать в разноцветные клавиши чуть ли не всеми пальцами сразу.
В течение нескольких секунд он выяснил, что в ангаре не хватает одного вертолета, и что этот вертолет - двухместный "одуванчик" - стартовал с взлетной площадки еще ночью, почти пять часов назад, как свидетельствовало информационное табло.
Затем Снаут ввел в действие программу торможения с последующим переводом Станции на обратный курс и остановкой в точке старта "одуванчика".
– Теперь связь, - сказал он, не дожидаясь подтверждающего сигнала, и быстрым шагом направился к выходу из операторской, добавив на ходу: Сукин сын!
В помещении радиостанции мы с Хари вновь оказались в роли наблюдателей, потому что Снаут молниеносно проделал все сам: врубил связь и запустил локатор.
Впрочем, все его манипуляции оказались напрасными: Сарториус на запросы не отвечал, а экран локатора оставался пустым. Еще раз выругавшись, Снаут бросил: "К вертолетам!" - и мы поспешили на взлетную площадку; вертолеты были более маневренными и быстрыми, чем сама Станция, и гораздо лучше подходили для экстренных поисков.