Станция Солярис
Шрифт:
Обжигающий горло спирт, который мы запивали прохладительным напитком.
Довольно сумбурный разговор в присутствии Хари, в котором, однако, это я теперь помнил точно - ни я, ни Снаут не сказали ничего лишнего; абстрактный был разговор, полный полунамеков, которые понимали мы со Снаутом, но не могла бы понять Хари. И чем больше мы с ним пьянели, тем больше полунамеков позволяли себе. Потом - снотворное. Это уже позже, когда я распрощался со Снаутом и отправился в свою кабину.
Кажется, Хари еще поддерживала меня за локоть, а я отстранял ее руку и старался идти самостоятельно... А дальше? Уж не
Взглянув на Хари, я решил не уточнять все эти детали и сказал:
– Да, выспался я неплохо.
Она молча кивнула, встала и отошла к окну, повернувшись ко мне спиной... Моя неотлучная тень...
"Ты ни в чем не можешь упрекнуть себя, Кельвин", - сказал Снаут в нашем не очень связном разговоре, имея в виду то, как я обошелся с "гостьей" Гибаряна.
"Гостья" Гибаряна! Существует ли еще "гостья" Гибаряна?..
Я вскочил с кровати и начал поспешно одеваться - моя одежда была аккуратно сложена на стуле. Хари обернулась и я ответил на ее вопросительный взгляд:
– Мне нужно на ракетодром. Узнать, как там... ассистентка.
– Ты прости, Крис... Я опять полезла не в свое дело... в который раз...
– в ее голосе звучало раскаяние.
Господи, лучше бы мне было не просыпаться, никогда не просыпаться!
Лежать на дне черного колодца, забыв о самом себе, забыв о Земле, Солярисе и океане... забыв о ней... Любовь ли это? Или чувство вины и скорбь по так рано и нелепо ушедшей? Чувство вины...
Мертвые должны оставаться мертвыми... чтобы мы, живые, могли любить их...
Меня передернуло. С третьей попытки попав в рукава куртки, я направился к двери. Оглядываться не было необходимости - ну куда могла деться твоя собственная тень?
Шагая среди мусора, усеявшего коридор, я подумал, что хорошо бы навести здесь порядок. Навести порядок везде. Тщательно вымыть всю Станцию, запереть все двери - и вместе со Снаутом рвануть на вертолете куда-нибудь в сторону заката. Без нее. И когда кровавое солнце уберется с глаз долой и наступит ночь, облепленная гнойниками чужих звезд, на полной скорости врезаться в черные волны - и захлебнуться в них...
И пусть уже она бродит по обезлюдевшей Станции и взывает к океану, и пусть упрашивает его... И мой двойник явится к ней и станет ее неотвязной тенью - и он будет таким, каким я представляюсь ей, - внешняя благообразная оболочка, скрывающая смрадную уродливую сущность, о которой не знает никто, кроме меня. Будет ли она тяготиться моим постоянным присутствием? Или же возникнет ни с чем не сравнимая гармония двух двойников уже ушедших людей, двух порождений океана?..
Я был готов размышлять о подобной абракадабре сколь угодно долго, лишь бы не кончался коридор, ведущий к ракетодрому, - пристанищу моей последней эфемерной надежды. Я умышленно шел именно на ракетодром, хотя до радиостанции было ближе. Я хотел оттянуть момент окончательного приговора.
Но путь на ракетодром не мог быть бесконечным. Сопровождаемый Хари, я доплелся до пульта и, не садясь, надел наушники и включил аппаратуру.
Ничего, кроме еле слышного шороха. Черная Афродита не дышала и сердце ее не билось. Ее уже не было в ракете. Ее уже не было нигде...
Я медленно опустился
можно прервать, посадив всех "гостей" на любой космический крейсер и удалив их с Соляриса. Это большой шаг вперед в изучении океана, и значение этого шага трудно переоценить. Доктор Кельвин в полной мере проявил качества, присущие настоящему ученому...
Доктор Кельвин продолжает эксперименты по налаживанию Контакта с океаном Соляриса. Доктор Кельвин принял решение никогда не возвращаться на Землю и всю свою жизнь, до конца дней, посвятить работе на Станции...
– Крис... Что? Что-то не так?
– Эксперимент проходит нормально, - ровным голосом ответил я и кивнул на экран.
– Ракета движется по заданной траектории. Так что беспокоиться не о чем.
– И ей действительно... станет лучше?
– Ей уже хорошо.
– Я поднял голову и взглянул на озабоченное лицо Хари.
– Ей гораздо лучше, чем было здесь.
Все мои эмоции, все мои терзания, переживания и сомнения исчезли.
Исчезло все, кроме холодной тяжести в душе, и эта тяжесть не имела названия. Я знал, что она непрерывно будет накапливаться там, в глубине, медленно разбухая, вздуваясь, поднимаясь все выше, - и в конце концов задушит меня. Я это знал - но не испытывал ни страха, ни боли - ничего.
– Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь, - сказала моя тень.
– Тебя что-то мучает. Да? Вас всех... Гибарян... Сарториус... Эта ассистентка... Это как-то связано с тем "городом", со второй Станцией.
Моя тень не спрашивала, не предполагала, а утверждала. Мне не хотелось ей отвечать, не хотелось говорить с ней. Я отдал бы сейчас все, что угодно, за возможность побыть одному. Мне хотелось побыть в одиночестве, наедине с самим собой, - но я был навсегда лишен такой роскоши...
– Может быть и моя болезнь...
– тихим голосом, запинаясь, продолжала моя неизбежная тень, - может быть и моя болезнь... неспроста? Вы тут занимаетесь чем-то... Крис... На Земле об этом не знают, да? Зачем ты взял меня с собой? Почему я была в ракете... тогда?.. Ты хотел... и меня? Я тоже... как она? Я же чувствую - я не такая! И ты не такой, Крис... Да? Почему ты молчишь? Объясни мне... или... или...
– губы ее задрожали, глаза наполнились слезами.
Обнять ее, погладить по волосам, успокоить... Но я не мог.
– Перестань, - сказал я.
– Моя работа - это моя работа. И обсуждать я ее буду не сейчас и не с тобой. Пойдем-ка лучше к Снауту. Попробуем сделать то, что я не успел сделать вместе с Сарториусом. И выкинь все это из головы.
– Я никуда с тобой не пойду, - тихо, но твердо сказала Хари.
– Ни к какому Снауту. Я останусь здесь. Не хочу...
Я пожал плечами:
– Оставайся. Если сможешь.
Все во мне застыло. Я мог бы сравнить себя с роботом - только роботы не способны на такое.