Станешь моей победой
Шрифт:
— Мир… Мирон… Посмотрит на меня, — обхватив меня за плечи, Аня не позволяет отстраниться от нее. — Послушай… Да, есть определенные запреты, рамки и границы. Но… Но сейчас я… Я не прошу тебя останавливаться. Я хочу быть полностью твоей.
Сердечный ритм начинает бить все свои нормы. В этот момент я перестаю не только двигаться, но и дышать. Сейчас, когда между нами не осталось ни грамма воздуха, ни капли сомнений, мы должны пойти до конца.
В этом наша сила. И в этом же наше поражение.
Заглянув в глаза любимой, пытаюсь считать все ее эмоции. И вижу, что дикое возбуждение сменяется страхом.
— Если
— Нет! — подрывается, сильнее цепляясь за мои плечи. — Я… Я не передумала. Я хочу тебя, Мирон. Просто… Очень волнуюсь. Очень…
Рваный вздох. Столкновение взглядов. Одно дыхание на двоих.
Обнимаю Тихоню так крепко, словно боюсь, что она исчезнет. Целую ее, ласкаю, чтобы моя малышка немного успокоилась и перестала зажиматься. А самого ведь потряхивает не меньше. Я так мечтал об этой близости, а теперь теряюсь, словно сопляк. Наверно все дело в том, что это по любви.
Да, блядь, стопудово дело именно в этом!
Любовь — дикое и безумное чувство. Оно куражит. Оно штормит. Наполняет энергией. Делает тебя сильнее и наполняет счастьем.
Не отрываясь от сладких губ, приподнимаюсь и пристраиваюсь членом к… к звезде. Да, иначе Анину киску не назвать! Она блестит от возбуждения, сияет, сука, вся. Звезда же, звездочка… Не иначе.
Киска… Пирожок… Пися… Писюха…
А у моей, блядь, звезда!
Оттягиваю крайнюю плоть и вожу головкой между половых губ, чувствуя, как сильно потекла моя девочка. И этой тягучей смазки оказывается неприлично много. Она стекает по ее плоти, оставляет влажные следы на бедрах, обволакивает член, позволяя ему мягко скользить то вверх, то вниз.
В висках долбит от напряжения. Каждый вздох, каждый звук и стон Ани резкими вспышками отражаются в главной мышце, которая работает на износ. Все, это тотальное поражение.
Направляю член к узкому входу во влагалище. Фиксирую. На секунду замираю, но лишь только для того, чтобы Аня смогла собраться с духом.
Глаза в глаза. Непрерывный контакт. Кожа к коже. Резкий толчок…
Жар. Теснота. Разрыв…
И я ловлю ее крик губами.
Аня резко дергается и врезается ладошками в мои плечи. Вижу, как из глаз хлынули слезы. В какой-то агонии она отталкивает меня и вертит головой, сильно зажмурившись.
— Тише… Тише, маленькая… Сейчас будет легче… — собираю соленые капли языком, целую мою принцессу. От понимания, что я причинил ей боль, внутри все переворачивается. Так, блядь, швартуемся! — Мы можем прекратить, — и вынимаю член, позволяя моей малышке отдышаться.
— Нет! Нет! Все хорошо… — шепчет Аня, подаваясь ко мне. — Не останавливайся. Я в порядке, — пытается то ли себя, то ли меня успокоить сквозь слезы. — Просто скажи, Мирон…
— Я люблю тебя, моя особенная!
На этот раз вхожу во влагалище медленно. С особым трепетом и осторожностью начинаю двигаться, растягивая мою девочку, наполняя до упора. Даю привыкнуть к ощущениям и немного прийти в себя. А сам же, блядь, держусь из последних сил, потому что от волнения Аня с какой-то немыслимой силой стискивает мышцами член, и в этой тесноте его словно раздирает.
— Не больно? Расслабься… Охуенно… Охуенно быть в тебе, чувствовать тебя внутри… Моя…
И с каждым толчком член все легче скользит, залетает с пошлыми шлепками, а на смену
— Мирон… Мне хорошо. Очень хорошо. Да… Ах… — пыхтит и стонет принцесса, шире бедра разводит. — Пожалуйста… Только не останавливайся…
Целуя ее шею, грудь, кусая соски, лаская бедра и талию, слегка наращиваю темп. На каждом толчке просто разлетаюсь на части. И кто бы знал, как трудно бить по тормозам, когда хочется трахнуть принцессу с такой жадностью и дикостью, чтобы наверстать каждый упущенный момент.
Смотрю на мою разгоряченную малышку и никак не могу поверить в происходящее. Боюсь, что на рассвете это все окажется лишь сном, что ее образ — всего лишь плод моего больного воображения.
На этой ноте даю себе установку:
Не спать. Не закрывать глаза. Не отпускать.
Боже… Я в ней… Я первый… Я ее трахаю… Блядь, трахаю же… Моя!
— Люблю… До смерти, Ань… Это же навсегда, понимаешь? Неделимые…
— Люблю! — отражает Аня и ее мышцы снова сжимаются вокруг члена.
Словив огромную порцию эндорфинов, шагаю в нирвану. Делая три финальных толчка, закатываю глаза и начинаю хрипло стонать. Еще толчок. И еще. Последний — контрольный. Вынимая член, обхватываю его ладонью и оставляют очередную метку на Ане — содрогаясь в сладком спазме, заливаю ее живот спермой.
Теперь, когда между нами разрушен последний барьер, мы становимся одним целым.
___________________
Глава 28
«Что бы ни произошло, какие бы стихии ни пытались нас разлучить, я всегда буду твоей…»
Аня Т.
_______________________
— Ты как? — спрашивает Мирон, когда я возвращаюсь из ванной, где полчаса пыталась отстирать в холодной воде кровь с простыни.
— Кажется, пятен больше нет, — не смея посмотреть в его глаза, принимаюсь нервно теребить волосы и переминаться с ноги на ногу.
— Ань, я не об этом. Иди сюда, — Мир ловит меня за запястья и тянет к себе, вынуждая сесть на кровать. — Жалеешь о том, что произошло? — поглаживая тыльную сторону моей ладони большим пальцем, всматривается в глаза. Вижу, как он изводит себя, как мучится, ожидая ответа.
Но как ему сказать, что этой близостью я подписала себе смертный приговор? Если родители узнают о том, что я больше не невинна, они откажутся от меня. Секс до свадьбы — это, по их мнению, большой грех, который даже после смерти не замолить. Но всего лишь на минуту я представила, что мне придется обнажиться перед чужим мужчиной, лечь с ним в одну постель и позволить коснуться себя, внутри все бабочки не просто умирают, она самым натуральным образом подыхают в адских муках.
И жалею ли я о том, что произошло?
Нет!
То, что я испытала этой ночью — выше неба. Разделять чувства и удовольствие с тем, кого любишь — настоящее счастье. И нет ничего лучше, чем подписать этот самый приговор, сгорая в объятиях любимого.
— Тихоня, не молчи… Только не сейчас… — Мирон пересаживает меня к себе на колени и нежно касается моих губ своими.
Да, в этой жизни, как и в любой другой, есть место для горьких разочарований. Но когда тебя обнимают сильные руки, а губы касаются шеи, все остальное не имеет значения. Я хочу жить здесь и сейчас, в настоящем, которое принадлежит только мне.