Становление образования, юриспруденции и институтов церкви в XIV-XVI веках как продукт капиталистических отношений
Шрифт:
Глобальная война между «Иудеей» и «Израилем», разразившаяся в конце XIV в. отразилась в европейской истории как «восстания» Уота Тайлера в Англии и «чомпи» в Италии, битва на Косовом Поле в Югославии, восстание «библейских» зелотов(!) в Греции, «Куликовская и Грюнвальдская битвы» в русской истории, войны «таборитов» в Чехии и т. п. Шайки наемников-рейдеров из Западной Европы, вышедшие из ордынского подчинения, превратились в традиционной истории в «рыцарей– крестоносцев». Идейные же вдохновители этих шаек — «куриалы» — в традиционной историографии превратились в многочисленных «Карлов– королей», причем вариант «Карл» исключительно западноевропейский, а «король» — славянский. Французская история до того запуталась, что в ней якобы впервые в истории появилось сразу два Карла-близнеца: Карл «Великий» и убитый им его брат Карломан. Однако «латинизированный» Карл Великий (Carolus Magnus)
Что же касается самих греко-римских понятий, определяющих право, то их блестяще исследовал Э. Бенвенист. В латинском варианте понятие ius «естественное право» противопоставлено понятию fas «божественное право» (отсюда, кстати, и современные понятия де-юре и де-факто). Слово ius — однокоренное с русским «естество». Слово fas — греко-романский вариант славянского корня пъх, от которого, в частности, производятся глаголы питать и пасти. Первоначальное значение fas «уже совершенное, сделанное» римскими юристами XV в. было заменено на «богоданное» по аналогии с греческим (themis) — однокоренным с русским «данное» (ср. также индо-иранское dhaman «закон»). Между тем themis по Э. Бенвенисту означало просто внутрисемейное право, как заведенное испокон веков и превратившееся в «богоданное» в XIV в. Другое греческое понятие (dike, т. е. указанное), отражавшее межсемейное право, было превращено теми же римскими законниками в латинское dico (через «указываю — говорю»), т. е. право «изреченное», т. е. папский диктат. Знаменитый кодекс Юстиниана (т. е. Справедливого), «обнаруженный» только в 1501 г., как и вся кодификация Юстиниана — это университетский продукт, продукт работы юристов XV–XVI, а не якобы V–VI веков! Светский термин «разделяй и властвуй» в 1526 г. на Имперском сейме в Шпейере превращается в юридическую формулу: «Сuius regio, eius religio», т. е. «чье правление, того и религия».
3. Капиталистические отношения как основа существования институтов церкви
Византийская империя в XII–XIII вв. и ее наследница Золотая Орда в XIV–XV вв. не только отличались веротерпимостью — именно в эту эпоху появилось понятие народного образования, причем образования светского, а отнюдь не религиозного. Характерно, что до XIV в. в Византии не знали латыни, в в Риме — греческого, поэтому их представители общались между собой на религиозных диспутах по-славянски. В XIV в. жрецы-монотеисты монополизировали образование, используя изобретенные для этого богослужебные языки: сначала греческий, затем латынь, и церковнославянский. И до XVIII в. институты католической и православной церкви всячески препятствовали народному образованию, в том числе и религиозному (например, запрещали мирянам читать церковные книги). Именно в это время была уничтожена масса книг и документов, относящихся к культуре и истории цивилизации до XVII в.
Прекрасным пособием для самостоятельного исследования истории христианства является книга русского зарубежного историка церкви Н. Н. Воейкова «Церковь, Русь и Рим», Минск, изд. Лучи Софии 2000 г. Написанная с откровенно монархически-православных позиций, эта книга, тем не менее, содержит обширный фактологический материал, ранее не публиковавшийся в России (в том числе и из архивов Ватикана), свидетельствующий о многочисленных фальсификациях в традиционной истории и хронологии. В упомянутой книге приводятся и совершенно замечательные факты из русской истории. Например, говоря о долгом сопротивлении крещению язычников-вятичей (т. е. славянского населения Центральночерноземной России), автор приводит данные о том, что жители Мценска окончательно крестились только в XV веке! Одно только это утверждение перечеркивает традиционную историю Киевской Руси, поскольку в XV веке г. Мценск находился в составе реального языческого Воротынского, а не фантомного крещеного Черниговского княжества, отнесенного в традиционной историографии назад как раз на 260 лет вымышленного «татаро-монгольского ига».
Еще один важный аспект, освещенный Н. Н. Воейковым — веротерпимость турок-османов по сравнению с воинствующим католицизмом в XV–XVII вв. Известно также, что и арабы проявляли веротерпимость к иноверцам, в частности, на контролировавшейся ими территории нынешних Испании, Португалии и Египта, на Мальте и в Сицилии и т. д. Это — золотоордынская веротерпимость, характерная также и для Восточной Европы, и Сибири, унаследованная Ордой в XIV в. от Византии.
Веротерпимость — ключевой момент воспитания и начального изустного образования, связанный с понятиями добра и зла. Конкретное добро ребенок постигает с молоком матери раньше конкретного зла, с которым он неизбежно впоследствии сталкивается в окружающей действительности. Для младенца мать (первейшая кормилица и защитница) — изначально единственное конкретное, причем даровое добро, которое легко может быть противопоставлено им любому внешнему проявлению конкретного зла. Недаровое же конкретное добро постигается только через труд, а для этого человек должен быть обучен труду. К конкретному добру люди привыкают очень быстро, а внезапное исчезновение привычного конкретного добра воспринимается как конкретное зло. Поэтому на практике человек очень редко обобщает конкретное добро, тем более до безграничности, в то время как жизненный опыт достаточно быстро учит опасаться абстрактного зла, а, следовательно, признавать его существование. Оттого и к понятию абстрактного зла человек, взрослея, приходит раньше, чем к понятию абстрактного добра. Немало людей вообще не успевает осознать абстрактное добро за всю свою жизнь, как и смысл фразы «жизнь — дар бесценный». Поэтому признание человеком Бога-творца происходит от противного — через противопоставление сначала конкретного добра конкретному злу, и только затем, после обобщения конкретного зла и его абстрагирование, через противопоставление уже абстрактному злу абстрактного добра, т. е. Бога, это добро излучающего. (Здесь не рассматривается морально-этический аспект проблемы. О подмене церковниками, например, понятия «милосердие» понятием «любовь» можно прочитать в книге И. Давиденко «Зерна доброты». М., изд. Русский двор, 1998).
Любой же религиозный институт, по сути, является посреднической организацией между действительным и виртуальным, деятельность которой заключается в подмене конретного добра абстрактным и, напротив, абстрактного зла (дьявола, шайтана) — конкретным. Для осуществления этой подмены и была необходима церкви как институту монополизация образования и пропаганда некоей религиозной «единственно верной» идеи. Таким образом церковными институтами в XV–XVII вв. была разработана первая «пи-ар» методология цивилизации — по образному выражению Ильфа и Петрова — «опиум для народа».
«Уставная деятельность» церкви как посреднической организации (т. е. доктрина, определяемая догматами и канонами) заключается в оказании услуг своим клиентам (т. е. пастве) по утешению и спасению души в действительном мире и, тем самым, обеспечению будущего райского существования в виртуальном мире. Казалось бы, все основные церкви цивилизации признают единого Бога — Творца и Вседержителя. Почему же церковные институты не сольются в один на базе этой идеи? Да потому, что любому институту церкви для осуществления своей уставной деятельности необходим постоянный образ врага — язычника, атеиста, в общем случае — иноверца, т. е. неверного, поскольку «неверный» — лучшая конкретизированная иллюстрация абстрактного зла. Существование неверных, а не Бога — вот первооснова доктрины любого церковного института. Неверные воплощают постоянное действие абстрактного зла, они же, через конкретное зло вынуждают верных искать утешения и спасения у посредника абстрактного добра, т. е. церкви.
Сосуществование же конкурирующих церквей с головой выдает рыночную природу церковных институтов (по сути, брокерских контор). Папская продажа индульгенций, святых реликвий и симония (торговля должностями) XV–XVII вв. — это уже дополнительные, дилерские услуги. Таким образом, становление церковных институтов неразрывно связано с появлением в конце XIV в. прибавочного продукта и развитием капиталистических отношений наряду со существовавшими на протяжении всей цивилизации рабством, феодализмом и общинным строем.
Европейская цивилизация сформировалась в XIV–XVI вв. через становление юриспруденции для обоснования присвоения и перераспределения прибавочного продукта. Юриспруденция же породила и «иудаизм», т. е. монотеизм как третейский суд, а с ним и институты современных религий, и первые пиаровские центры — средневековые колледжи и университеты.
P.S. В заключение один поучительный пример из совсем недавней истории. В 70-х годах XX века в г. Кельме (Литва) был построен новый духовный центр города. В нем под одной крышей располагались костел, райком коммунистической партии и дом культуры. Рассудительные местные литовцы объясняли, что так гораздо дешевле и эффективнее, поскольку здание привлекало максимум посетителей, которые в нем распределялись по интересам… Это, по сути, продолжение под одной крышей все тех же синагоги, юридической коллегии и университета XV века.