Шрифт:
От автора
От автора.
Вашему вниманию предоставляется вторая книга из цикла «Сперанский» — «Сперанский. Становление». Наш современник, Михаил Надеждин, сотрудник министерства юстиции Российской Федерации, одновременно и внедренный в систему управление министерством сотрудник ФСБ, в ходе внутриполитических интриг в высших эшелонах власти, погибает.
Что-то, или кто-то переносит сознание Надеждина в тело еще только начинающего свою карьеру Михаила Михайловича Сперанского. Тот, кто в иной реальности, стал великим
После было путешествие в имение князя, Белокуракино, первые, пока скромные, но весьма успешные, попытки прогрессорства, знакомство с управляющим Тарасовым, который становится членом только-только формирующейся команды Сперанского.
Герой занимается восстановлением физической формы и навыков, которыми владел Надеждин, но которые нельзя было применять неподготовленному телу. Знакомится и берет по свою защиту ювелира-беглеца от французской революции, Каспара Милле, с непогодам развитой дочерью.
Попаданец, может и не стал бы сразу корректировать историю, но обстоятельства вынуждают его стрелять в фаворита императрицы Платона Александровича Зубова. Екатерина слегла с очередным приступом больного сердца и тут… Стреляли в Платошку. И пусть он выжил, оставшись калекой, но сердце Екатерины Алексеевны не выдержало и она, ровно так же, как и в иной реальности, умирает.
Восходит на престол деятельный Павел Петрович, полный надежд и уверенный в себе. Недалеко от самых важных господ, вершителей судеб людей в Российской империи, валяется на кровати в Зимнем дворце Михаил Михайлович Сперанский, ожидая, когда он пригодится и когда его оценят, и размышляя, как дальше реализовывать грандиозный свой стратегический план.
Глава 1
Глава 1
Петербург. Зимний дворец
16 декабря 1795 года. Раннее утро (интерлюдия)
Фантасмагория. Наверное, именно это слово лучше других подходило для того, чтобы кратко, но емко описать все происходящее.
Тут плачь и стенания, здесь же радость и здравницы новому государю с высокоподнятыми бокалами с вином. В саду так же пьют вино, но украдкой. Есть и парочки, которые и в морозное утро стремятся оказаться наедине. Ну а как же? Лучше всего руки греть в под шубкой симпатичной дамы!
В саду были те, кто уже отдал должное и продемонстрировал свое присутствие. Эти люди не видели особых моральных запретов, чтобы не жить дальше и не заниматься привычным делом: любить и быть любимыми, пока мужья и жены скорбят по почившей императрице.
У спальни государыни неизменно было не протолкнуться, при том, что сам император находился в своем, уже своем, кабинете и делал то, что он считал единственно правильным в ситуации, когда только несколько часов назад умерла его мать, императрица российская. И пусть она узурпаторша, пусть злой человек, несостоявшаяся мать, но нормы христианской морали кричали о том, что нужно пустить скупую слезу, или просто сделать задумчивый вид, побыть подле почившей. Этого ждал двор, толпясь в надежде на появление Павла Петровича.
Увы, но нет, Павел не хотел показывать то, что он на самом деле не чувствует. Но и свои переживания, лишь косвенно связанные со смертью матери, государь не стремился демонстрировать. Император прятал эмоции за неуклюжими движениями и поступками, которые пока воспринимаются, как растерянность Павла Петровича.
— Господа, а кому мне доверить самый важный документ в жизни любого монарха? — Павел Петрович обвел глазами двух людей, которые были с ним в кабинете почившей императрицы, это были князь Куракин и граф Безбородко. — Вам, Александр Андреевич? Или вам, Алексей Борисович?
Тон монарха был игривый, веселый, он забавлялся моментом, он пребывал в эйфории, или прикрывался ею. Творить! Работать! Срочно делать так, чтобы Россия воспаряла от этой пошлой спячки, в которую она погрузилась в последние годы правления Екатерины Алексеевны.
— Пожалуй… Князь, вам доверяю сочинить воззвание к народу. А вы, вице-канцлер, побудете при мне, нужно срочно, нынче же подписать ряд документов. Морской закон требовалось принять еще полвека назад, а то и раньше. Но я исправлю все глупости женского правления, — сказал Павел Петрович, резко поднялся с кресла, подошел к окну, ко второму, перешел к третьему и только там замер. — Работайте, господа!
Павел Петрович призывал к работе, но два его верноподданных, волею судьбы, или еще каким иным превратностям, оказавшиеся подле правителя, не до конца поняли свои задачи. Нет, с Куракиным все ясно — иди в иное помещение и сочиняй воззвание, которое граф Безбородко мог накидать «на коленке». Но вот что именно делать самому вице-канцлеру, который уже, если быть честным, рассчитывал стать канцлером? При подписании такого указа, о своем назначении, Александр Андреевич Безбородко, с превеликим удовольствием побыл.
Алексей Борисович Куракин чинно поклонился и поспешил из кабинета. Он хотел найти своего секретаря, который, может, и Божественной волей, находился тут, во дворце.
— Нет, не Морской указ, не он, иное нужно писать прежде всего! — вдруг, громко сказал Павел Петрович и сел за стол писать. — Мы, император…
— Прошу простить меня, Ваше Императорское Величество, но нынче же Вы не можете писаться императором, в причину правил языка юстиции и законов, — поправил государя Безбородко.
— Эх! Но, да, вы, граф, правы. Негоже мне. Вот…- лицо Павла Петровича сделалось задумчивым. — Вот будет Манифест о восшествии на престол, то да. Но, граф, составьте мне этот указ, как положено [Указ о престолонаследии — первый указ Павла Петровича, который был принят чуть позже, из-за волокиты с ратификацией в Сенате].
— Да, не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — Безбородко обозначил поклон.
— И еще… Александр Андреевич… — Павел не решался задать вопрос. — Понимаете, вот была Софья, в девичестве Ушакова, вы, непременно о той истории с нашей любовью осведомлены. Ну так вот, мне сказали, что она почила. После узнаю, что жива моя Софьюшка. Может… с батюшкой моим так же? В крепости какой скрыт, али в Сибири в деревне живет? [по свидетельствам современников, Павел, действительно, справлялся о своем отце, продолжая верить, что он спрятан]