Становой хребет
Шрифт:
После этой драки, в душе Егора остался мутный, нехороший осадок. Томила обида, а на кого — не разобрать. Вроде бы, жена ни при чём, что привязался к ней этот варяг, а потом Быков понял, что испугался своего минутного забытья.
Впервой накатило такое, что выключилось полностью сознание. Вспомнились слова японца о выработке бесстрастия, скрытности, бездумия в борьбе. Он ещё тогда ощутил, что за этим кроется изощрённая жестокость, ведь человек, усвоивший уроки Кацумато, подобен палачу.
Без меча может накласть столько голов, подумать страшно. Его упорно учили два года интеллигентно и культурно убивать, одним ударом кулака, ноги, тычком пальца, вырвать сердце у живого человека. Однажды Кацумато показал этот приём на годовалом телёнке.
Животное ещё стояло на ногах в недоумении, а в руках сэнсэя уже трепетало и брызгало кровью живое сердце. Егора учили смотреть на любого встречного, как на жертву, заранее ощупывать глазами уязвимые места для удара.
Но он, почему-то, не стал таким зверем, остерегла и помешала казачья школа деда Буяна. И теперь жалко было Петю-дурачка.
Но всё же, судьбе было угодно подружить Егора с этим непутёвым. Надо было кормить семью, и он, продолжая учиться в техникуме, пошёл работать на шахту.
Вначале было непривычно и тяжело: Егор катал по тёмному штреку тачку с тяжёлыми песками к подъёмной бадье, а в конце смены не чуял рук от усталости.
Со временем, обвыкся. Шахтное поле тянулось метров за четыреста, захватывало русло ключа отработкой в шестьдесят метров шириной. На глубине четырёх-шести метров, над плотиком коренной породой залегал золотоносный пласт в рост человека.
Полотно шахты поднималось на десять градусов к бортам, а через всю россыпь вниз убегал вассер-штрек, по нему сливалась вода со всех участков и бежала в зумпф к насосам «Дуплекс» и «Вейзе Монке», едва успевавшим откачивать её приток.
Начальствовал в шахте старый бодайбинец Фома Гордеич, он не вылазил из-под земли сутками, обучая новеньких завешиванию огнив — установке деревянного крепления из леса, показывал, как ловчей управлять тачками на скользких дощатых выкатах.
Со всех сторон давили плывуны, трещала от натуги крепь, талая вода лилась на голову и спину, от одежды шёл беспрерывно пар.
Тускло горели редкие огни освещения. Особого рвения к такой работе забойщики и откатчики не проявляли, так как, из-за уравниловки, введённой кем-то, они получали столько же, сколько и «верхние» рабочие, нежившиеся на привольном солнышке.
Егор быстро сошёлся с бодайбинцем Симоном Васильевым, тоже откатчиком. Симон был не только трудолюбивый, но и любопытный до крайности к делу парень. Ко всему приглядывался, всё выспрашивал у старых горняков и вскоре, за своё трудолюбие, был выдвинут в забойщики.
На его место взяли Петю Вагина, тот даже обрадовался встрече с Егором и приветливо с ним поздоровался. Одет Петя уже был в рваньё, свои наряды и часы он прокутил, азартно подначивал Симона за отстающий забой, назойливо лез с советами в каждую дырку.
Васильев был спокоен, даже усмехался. Как-то на перекуре в рудничном дворике он заговорил о своей работе на Бодайбо в концессии «Лена — Гольдфильс Лимитед».
— Еле сбежал оттуда, — печально качал головой Симон, — профсоюз горнорабочих там является ширмой к тёмным делам хозяев, никакой защиты от них не производит, зато водки навезли, хотя лотком в ней пески промывай.
Концессия в двадцать восьмом году свернула хозяйские работы для экономии и открыла старание, принуждая нас работать кабальным договором. Мы отказались, стали хищничать золото и менять его на продукты, чтобы не помереть с голоду в самый разгар зимы.
Концессионеры делают всё возможное, чтобы совсем прикрыть Бодайбо, портят россыпи, выхватывая самые богатые места, вывозят людей насильно в Качуг и отправляют пароходами. Кормят плохо, машин нет, клубов и отдыха никакого.
Зимой прошлого года прибежал сюда и не нарадуюсь. Тут чувствуется советская власть, можно работать полным ходом. Держу задумку создать молодёжную бригаду и поработать по-настоящему, без лодырей.
Только уравниловку в зарплате надо убрать немедля, иначе дела не стронешь. А то получается, что один с сошкой, а семеро с ложкой.
Симон Васильев скоро начал выдавать такие рекорды по кубажу, что Егор и Вагин работали как лошади, откатывая песок, и всё равно не успевали за ударником. Симон изобрёл новый способ проходки — подкалку.
Раньше били сплеча кайлом, отваливая небольшие пласты галечника и песка. Васильев же начал выкайливать снизу полуметровую щель над скалой-постелью, потом всё легко обрушивалось, не имея опоры.
Даже большие валуны сами выпадали под ноги. В других забоях в смену едва завешивали три-четыре деревянных огнива (рам), а Симон стал завешивать до десяти огнив.
Поначалу никто не верил, приходили со всех шахт смотреть, сомневались, считали и делали свои метки на огнивах, а после смены забой уверенно уходил вперёд на пару метров.
Двое откатчиков уже не справлялись. Симон по-своему реорганизовал бригаду, она стала регулярно перекрывать норму в два раза.
К этому времени уравниловку в зарплате упразднили, более квалифицированные рабочие стали получать больше, те, кто сачковал, — меньше. Эти лодыри быстренько разбежались с шахты.
Васильев доброжелательно учил откатчиков своим приёмам, считая, что взаимозаменяемость в бригаде должна быть полной. Самолюбивый Петя Вагин люто завидовал Васильеву, суетился с кайлом, старался обогнать передовика и «кумполил» забой, из-за отставания крепи сверху обрушивалась масса породы, приходилось бесплатно её катать всю смену.
На другой день Петюнчик снова кидался в атаку на забой, как бешеный и опять кумполил. От него сбегали откатчики, но он, всё же, научился работать без аварийных сбоев.
Когда о подкалке узнали в тресте, то инженер по технике безопасности немедленно запретил такой приём, только благодаря вмешательству окружкома партии были отменены все старые инструкции и поддержано новаторство.
Егор активно помогал Васильеву во внедрении новых, прогрессивных методов труда и потом даже написал о подкалке письмо Артуру Калмасу в Москву, где тот учился в институте Красной Профессуры. И ударники перебороли отсталые настроения — во всех шахтах стали осуществлять на практике передовые идеи.