Стану рыжей и мертвой, как ты

Данилова Анна

– Добрый день, – произнес я бодро и сел рядом с ним на мягкое сиденье.

– Меня зовут Аркадий, – водителю было примерно лет сорок, он производил впечатление неразговорчивого, но приятного человека. На нем были черные брюки и черная водолазка. И пахло от него хорошо, каким-то горьковатым мужским парфюмом.

– Лев, – ответил я, глядя, как мы медленно проплываем по двору, мимо старых вязов и тополей, как выбираемся из кирпичных трущоб на простор, как я покидаю свое прошлое и, набирая скорость, стремлюсь в будущее.

4. Лина Круль

Я понимала его возмущение и растерянность, понимала, что я нужна ему так же, как и

моя машина, но у меня-то был свой план. И первая его часть уже была выполнена. Мужчина, который сейчас пытался вразумить меня, подыскивая правильные и точные слова и который очень волновался, был уже ручным.

Было раннее утро, мы пили кофе на кухне. Нам предстояла поездка в лес. Надо было разыскать мою машину, привлечь экспертов (вернее, одного, но верного и умеющего молчать), обследовать машину, снять отпечатки пальцев, чтобы убедиться, что я едва ли не стала жертвой именно Рокота. Чтобы не было ошибки. Хотя, даже если бы я и ошиблась, разве он не достоин приговора? Казни? Да он нелюдь! Убийца! Урод настоящий! Психически больной человек, который ради денег, водки и прочих удовольствий с легкостью и звериной жестокостью режет живых людей. Как поросят.

– Дождев, ты сделаешь так, как я сейчас тебе скажу, – прервала я его увещевания. Я произнесла это таким тоном, что он сразу замолчал. Словно догадался, какие слова я скажу следом.

– Лина…

– Мне не нужны проблемы. Тебе – тем более.

Я зажмурилась, вспоминая, что еще совсем недавно была в его руках и чувствовала на своих губах его губы. А теперь он был в моих руках.

– Дождев, пожалуйста, не заставляй меня произносить то, что я не хочу…

Ты, парень, допустил слабину, не выдержал, сорвался, подчинился звериному инстинкту, а потому теперь молчи и слушай, что тебе следует делать. Вот такие слова вертелись на моем языке, и он это, я думаю, понял.

– Уверена, что у тебя есть человек, которому ты доверяешь и который поможет тебе в твоем деле. Сначала мы поедем туда вдвоем, ты первый все осмотришь, потом позвонишь своему человеку и попросишь его приехать туда. Я на время спрячусь. После того как он соберет все материалы для исследования, вы с ним уедете. А я сяду в свою машину и поеду домой, в Москву. Я тебе уже говорила, у меня там маленькая дочь, Уля.

– Но так нельзя…

– Ты знаешь номер моего телефона, я тебе его сообщила. Как видишь, я не прячусь. Оставлю тебе и свой адрес в Москве, ты всегда сможешь ко мне приехать, если, конечно, сильно соскучишься. Но что-то подсказывает мне, что этого не случится. Ты живешь своей жизнью, а я – своей. Я же все понимаю: где Маркс, а где Москва.

– Ты, может, и понимаешь, а вот я – нет. Ты уедешь, и что? Как ты узнаешь, поймали мы Рокотова или нет?

– Ты же сам мне и скажешь. Позвонишь по телефону. Но главное – выяснить, точно ли это он убил… вернее… чуть не убил меня. Ты вот говоришь, мол, надо бы мне заявление написать. Зачем, если дело уже открыто? Его ищут по уже открытому делу о групповом убийстве на Графском озере.

– Да, хорошо… Но как я объясню Вадиму, я имею в виду нашего криминалиста, чья это машина и все такое?

– Я пришлю тебе денег, и ты дашь ему. Заплатишь ему за работу. Сейчас, как ты уже знаешь, у меня денег нет. Ну просто совсем. Больше того, я хотела бы у тебя одолжить на бензин.

Вот тут он оживился. Стал уверять меня, что деньги даст, что это не вопрос. И что никаких денег эксперту не надо, что если он попросит, то он сам ему заплатит.

Этот разговор мог бы продолжаться до вечера. Но мне надо

было торопиться.

Фраза, готовая сорваться с моего языка, мешала мне дышать. Если ты все испортишь… Дальше слова не находились. Потому что это была бы уже угроза. Я бы сделала это, обязательно. Если он способен на то, чтобы причинить мне боль, рассуждала я, тогда что же может остановить меня заявить на него об изнасиловании? Он следил за мной все утро, он знал, что я ношу в себе его семя, что я не принимала душ. И он понимал, что это не потому, что я пренебрегаю гигиеной. Его семя во мне – улика, способная разрушить, по большому счету, всю его жизнь, я уж не говорю о карьере.

Думала ли я тогда о том, что могу забеременеть? Да, думала. Пару минут, не больше. Но по срокам этого не должно было случиться. Хотя я давно уже не следила за своим циклом, ни к чему мне это было. Последний мужчина, которого я подпустила к себе, заглядывал ко мне года три тому назад. Не до того было. Москва – суровый город, надо было как-то зацепиться, закрепиться, просто вжиться в него. Мужчины же всегда выпивали из меня энергию. Вот только с Дождевым все было не так. Напротив, после его объятий я чувствовала себя невероятно бодрой и полной сил. Он был очень нежен, очень хорош. И теперь я сидела перед ним, как последняя тварь, молча шантажируя его и угрожая подлостью.

– Хорошо, я сделаю все так, как ты просишь, – вздохнул он. – Но с условием, что ты действительно не скроешься из виду, что ты будешь на связи…

– Обещаю.

Я знала, что сдержу свое обещание. Мы были нужны друг другу. Во всяком случае, тогда. Да и куда мне прятаться от мента? Ну, пусть от следователя? Он наследил в моем теле, я же наследила в его жизни. Мы были теперь повязаны. Да и вообще, я не боялась его, потому что преступление совершил тот, кого мы называли Рокотом.

Мы поехали в лес, я безошибочно показала ему, куда надо свернуть с основной трассы, и уже очень скоро я увидела свой серебристый «Фольксваген». Оскверненный, разграбленный, в брызгах крови…

Я приблизилась к нему в страшном волнении. Багажник был выпотрошен, бардачок – тоже. Какие-то обрывки бумаг и документов валялись рядом, на примятой траве, и легкий ветерок шевелил их.

– Как я и предполагала, сумки с едой нет, – сказала я с отвращением, представляя себе упыря, поедающего курицу, вгрызающегося своими желтыми зубами в жирную куриную мякоть. Но все равно – моя роль давалась мне с трудом.

– Смотри, а это что за сумка? – И Дождев, тоже взволнованный и бледный, несколько раз обойдя машину, вдруг заметил неподалеку в кустах коричневую кожаную сумку. Мою сумку. А в ней – паспорт. Мой паспорт – на имя Лины Яковлевны Круль.

– Дождев, смотри… – Я присела и показала ему на вымазанную чем-то бурым и липким, блестевшим на солнце, траву. – Что это?

– Похоже на кровь…

И он, подгоняемый моей подсказкой, устремился по кровавому следу вдоль лесной, поросшей редкой травой дороге, пока не наткнулся на труп.

Я стояла и смотрела ему вслед. В сущности, можно было уже и заканчивать это представление. Я уже знала имя, вернее, погоняло этой твари, что начала протухать на солнце. Миха.

Еще один пункт моего плана был выполнен. Дождев нашел труп. Вот теперь ему можно было вообще забыть про мою машину. Просто якобы кто-то позвонил, какой-то аноним, и сказал, что рядом с лесом, на земляничной поляне, обнаружили труп уголовника по кличке Миха. Того самого преступника, которого подстрелили при побеге. И что прикончил раненого Миху его же подельник – Рокот.