Стану Солнцем для Тебя
Шрифт:
Все, точка, - у него начинается взрыв мозга.
Сам Костя не владеет так свободно английским языком, как его сын.
Тут впору впадать в ступор, негодовать по поводу своего умственного развития. Он же себя дебилом каким-то чувствовал, первое время, когда начал сына ближе узнавать.
Сейчас, правда, он боялся. Таким людям, как Илья очень тяжело живется в этом мире. Тяжко!
Очень светлый человек с душой нараспашку! Всех он любит, обо всех беспокоится, для всех хочет только добра.
Жизнь таких, как он, проглатывает
Костя боялся за Илью, очень!
Ему защита нужна, он это понимал, и даже пытался действовать на рефлексах, но одергивал себя постоянно.
Пусть его сын остается светлым в душе, пусть, но только он должен быть очень сильным и стойким, чтобы суметь сохранить этот свет, несмотря ни на что. Сам, самостоятельно! Он ему может помочь советом, подсказать, но влезать и вмешиваться... Илья это может истолковать неправильно, посчитает неверным. Пока ему это удается. Что будет дальше, они посмотрят.
Все очень устали за этот безумный день. Он, так точно. Сил не было даже на то, чтобы поднять с дивана и перенести Илью к нему в комнату, уложить в кровать.
Мальчик так и спал, прижавшись к его теплому боку. Успокоился, наконец.
У него самого от сердца отлегло, отпустило напряжение этих нескольких часов.
Осторожно вытащил свою руку из-под Ильи, аккуратно и тихо, чтобы не разбудить. Тихо поднялся с насиженного места, потянулся так, что кости хрустнули, мышцы растянулись до боли, приятной такой.
Помотал головой из стороны в сторону, чтобы прогнать сон.
Ему, возле спящего сына, тоже спать захотелось со страшной силой, но нельзя пока. И так срубило, судя по часам, минут на двадцать, и сейчас надо бы узнать, как обстоят дела наверху.
В квартире, вообще, тишина стояла гробовая.
Пошел на кухню, увидел Любовь Григорьевну. Женщина что-то готовила, тихо помешивая в кастрюльке, рядом на сковородке скворчало мясо, судя по запаху. Заметила его приближение, кивнула головой, подзывая ближе.
– Вы так уснули с Илюшей, я будить вас не стала, - тихо проговорила.
– Может, кушать хотите, а то так с утра и не ели ничего, а?
– Нет, Любовь Григорьевна, а вот от кофе не откажусь, - присел на барный стул, похлопал по карманам, вытащил сигареты.
– Курить то у вас можно или на площадку лучше выйти?
– Курите, ради Бога, если Вам своего здоровья не жаль, - ворчливо отозвалась домработница и поставила перед ним стеклянную пепельницу.
– Марина разве курит?
– Нет, почему Вы спрашиваете?
– молча махнул рукой на пепельницу, а сам с удовольствием затянулся сигаретой. Хорошо сразу стало, хорошо.
– А..., так Савелий
Петрович же курит, вот Марь Сана и держит, чтоб была дома. Звонил, сказал через пару часов приедет, а у меня как раз и супчик поспеет, и картошечки пожарю.
Неприятно резанул, по натянутым нервам, ее тон. Взбесил! Хрен знает, от чего такая
Конечно, ничего этого он не сделал, лишь еще раз затянулся, впуская в легкие ядовитый дым, насыщаясь темным удовольствием никотина, набивая легкие до отказа, чтобы не вздумалось тут устраивать показательные выступления.
Ну, говорила она ласково, причитала, как мать о взрослом сыне причитает, дабы не голодный был, одетый тепло.
От собственных мыслей, горечью потянуло. С чего вдруг его такое отношение Маришкиной домработницы к этому Савелию Петровичу так задело, не знал, и знать не хотел.
Пошло оно все к черту! Мысленно выматерил себя, домработницу, этого Савелия, а сам спросил:
– А где вся команда поддержки?
– и язвительно так протянул, - Разбежались, что ли?
Любаша на него понимающе посмотрела и спустила молодому идиоту такую грубость и дерзость. Мужик попал, но пока еще сам этого не понял, думала про себя, скрывая улыбку от мужчины.
– Артем Артурович и Виктория Юрьевна так из спальни Марины не выходили, я им туда чай периодически ношу.
Вспомнил эту докторицу, аж передернуло его.
Стерва! Точно, самая настоящая!
Маришка, как только его увидела, сразу сознание потеряла, прямо в дверях квартиры.
Что тут потом началось! Пиз*ец полный!
Ему самому поплохело, когда она, белее смерти стала, и начала заваливаться на бок. Оборвалось что-то в груди в один миг, и пусто стало. Просто пусто, будто все внутренности разом исчезли, и мысли связные тоже исчезли. Остался только голый инстинкт не дать ей упасть на холодный пол.
Его так в жизни еще не штормило. Ни разу! Сердце бешено стучит, еле кровь успевает перекачивать. Потому что, загустела вмиг, заледенела от ужаса.
Миг ступора, а потом бросился вперед, и сам не понял, как оказался рядом с ней и Артемом.
Только Артем ее поймал, подхватил под руки и прижал к себе, ошарашенно переводя взгляд с бессознательной Маришки на Костю и Илью, у которого глаза стали огромными, и таким ужасом и вселенской тоской наполнились, что у него самого под ложечкой засосало от тревоги и страха.
Они вдвоем с Артемом перенесли ее сначала на диван в гостиной, а потом уже Артем сам, удобнее перехватив, бесчувственное тело, понес наверх. Ему только рыкнул:
– За Ильей смотри!
Вот тут-то он на сына и посмотрел внимательно, и сам чуть было в обморок не хлопнулся.
Ужас прокатился по венам, ледяной волной.
– Она же не умрет?
– хрипло выдавил из себя Илья, даже не пытаясь вытереть, бегущие по щекам горячие дорожки слез, только носом зашмыгал.
Костя присел перед мальчиком на корточки, взял аккуратно за плечи и со всей уверенностью, на которую только был способен, заявил, глядя в напуганные серые глаза: