Старая дева
Шрифт:
Если бы крестьяне хотя бы не имели привычки напропалую лгать, но, увы, где-то с этих времен пошла поговорка «не обманешь — не проживешь». Я ее тут же переиначила: «не раскроешь обман — не проживешь». Долго.
И опять молчание. Я начинала выходить из себя.
— Я ждал, — наконец признался Егор — или придумал новую версию. Снова: прежняя я больше бы беспокоилась, не надули ли меня Лука с купцом, а я нынешняя пересмотрела приоритеты. Два тысячи не дороже жизни. — Так-то я сам заступил почти, да увидел. Отбежал и смотрю — точно ведьмин знак. Мне бы, барышня, раскидать его да за отцом-наместником послать, а я смотреть
Уже новый вариант развития событий.
— И кому ведьма вредит?
— Да я думал, Федоту.
Вот это да. От такого вывода я едва не расхохоталась. Может быть, ведьма в него влюблена, мужик, наверное, для крестьянки завидный, ха-ха-ха, миром правит любовь. Миром правят либо ум, либо злоба. Вопрос, что и когда одерживает верх.
— И зачем ей Федоту вредить? Где она, где Федот? А почему не тебе?
— Так, может, и мне, барышня. Я же тоже место клятое жег.
Да, Федот принимал в изгнании ведьмы участие, он сам говорил об этом. И все же: верить Егору прямо сейчас или нет?
Применим презумпцию невиновности. В конце концов, иногда на случайный смартфон попадает мировая сенсация, и не так чтобы иногда…
— Наградила бы я тебя, Егор. — Я пойду по пути знаменитой Совы — эффективного менеджера. Но не появился бы комикс, если бы эти приемы, как бы глупы они ни были, не работали. — Но ты жену лупишь — мне это не нравится.
— Так как же, барышня, бабу уму учить? — изумился Егор. — Она, чай, не барыня же!
— И поэтому ты ее бьешь?
Эту тему я затронула кстати. Хотя бы я поняла, что либо Егор тысячу раз продумал, что будет мне отвечать на вопрос, как он оказался возле ведьмина знака, либо ни словом мне не соврал. Потому что он был не просто растерян — он остолбенел, открывал и закрывал рот, порываясь что-то сказать и тут же сдаваясь. Я спросила у него, почему он до сих пор не летает, почему не дает молоко и где в этом мире бензоколонка. Сказать мне «тю, дура-баба» он не мог, а ему явно хотелось.
— Нельзя? — До какой-то мысли он дошел. Глуп или притворяется?
— Сам как думаешь?
Егор опять погрузился в раздумья.
— Я-то что, но коли вам не нравится, барышня?
— Если я еще раз, — отчетливо проговорила я, — замечу на Степаниде синяки. Если мне Кузьма или староста, или Анна скажут, если хоть последняя елка донесет. А мне донесут, не сомневайся. Если ты еще раз ударишь свою жену — я не просто отдам тебя в солдаты. Я прикажу высечь тебя так, что ты в солдаты пойдешь, если после этого выживешь. Ты меня понял?
Егор кивнул.
— Хорошо. Ступай.
Егор поклонился. Лицо у него было недовольным: но, как вариант, он ждал награду, а не вышло. Красивый парень, впрочем, они все красивые — физический труд, отсутствие вредных привычек, здоровье, потому что кто был не здоров — помер еще во младенчестве.
— Бить, барышня, Степку совсем нельзя?
Если я сейчас выдам ему тираду, одну из тех, какие я периодически слышала от нашего звукорежиссера, до него что-то дойдет?..
Я сдержалась. Хотя все слова и их поразительно хлесткие комбинации помнила превосходно. Егор ушел пусть с психикой чуть подраненной, но все же в своем уме.
В Сосновку мы выехали ближе к полудню. То ли мне кто успел сказать, то ли я сама себе напридумывала по аналогии с прочитанной классикой, что барин встает только к вечеру, но задержка была не по причине моего нежелания нарушать чужие границы, а потому, что я ходила смотреть место для будущего дома.
Настроение у меня было легким, хотя последние дни с момента, как я оказалась здесь, давили унынием и безысходностью. Я прохаживалась по пригорку, грелась на солнышке, рассматривала мелкие яркие цветочки у себя под ногами, вполуха слушала бубнеж Луки и думала, что у моей беспечности есть свое объяснение, и это вовсе не разоблачение Авдотьи или то, что я надела наконец Око на шею. Медальон, это самый обычный медальон, только тяжелый для золота.
Вернувшись поспешно домой, я убедилась, что — да, пора срочно принимать известные меры. Я была лишена Авдотьи — обеспечить меня необходимым сию же секунду была немедленно призвана Анна. Степанида все еще была в сильной немочи, но мне пришлось занять ее шитьем очень нужных мне принадлежностей, и на объяснение, что это, для чего, как шить и что должно получиться в итоге, я потратила не менее получаса. Степанида кивала, смотрела на меня исподлобья и, скорее всего, гадала, где барышня набралась таких вольнодумных идей. Я же рассчитывала, что у нее не совсем кривые руки.
Пока ехали в Сосновку, я вспомнила, что память меня не подвела и Федот в самом деле упоминал страсть барина поспать подольше. Поворачивать назад я не стала.
Я смогла оценить, насколько Павел Юрьевич развернулся, если сравнивать его земли с моими — теми, где хозяйничал граф. Здесь не пропадал ни один клочок: где не сеяли, там пасли, где не пасли и не сеяли, уже что-то вот-вот должно было дать всходы. Была еще и скотобойня, подумала я, да он делец, это стоит учесть, и — да, меня это обрадовало. Мы бы были на равных и говорили на одном языке.
Я вытащила из-за пазухи Око. Медальон болтался у меня на груди, и я, конечно, догадывалась, как начнет возмущаться Лука, который и без того все утро косился на хорошо ему знакомую золотую цепь.
— Скажи, Лука, если я земли продам?
— Ась? — староста даже не обернулся. — Так что, барышня, то надо было вначале, а теперь-то залог, много вам не дадут. Да и банк-то позволит?
У него была странная реакция, равнодушная. Почему?
— Тебе все равно, что с вами будет?
— А что, барышня, нас-то у вас мало-мало, так и то души барские, не земельные. Кого изволите, с собой заберете, а кого продадите — так мы люди подневольные, барскому-то желанию что противиться? — философски рассудил Лука.
— А мой брат?
— А ему какие люди? Был у него дядька, вон, Кузьма, так кто ему в казармы Кузьму взять позволит? Да и проиграет ведь, — подумав, прибавил Лука. — Лучше уж вон, Павлу Юрьевичу продайте. У него люди не бедствуют.
У Луки, надо отдать ему должное, были отличные управленческие решения. С выгодой для себя в первую очередь и не в последнюю — для меня. Только что буду делать я? Мысль избавиться от поместья то казалась мне дельной, то глупой. Понятно, что я останусь дворянкой. Понятно, что мне не на что будет жить. И точно так же ясно как день, что образование барышни Нелидовой таково, что ей разве что в компаньонки к старухам или в няньки к совсем молодым барчукам. Со стариками я хотя бы могла надеяться сладить, с детьми же никогда не имела дела и обоснованно их побаивалась, плюс уровень медицины, который нельзя не принимать в расчет…