Старая дорога
Шрифт:
— Но я намеревался закончить свое путешествие в одиночку.
— Это немыслимо. Вы должны дать нам возможность загладить наше поведение. Согласны вы продолжать вместе путь до Квебека?
— Охотно.
Они подошли к Квебеку со стороны цитадели, которая, ощетинившись своими башнями и старыми пушками, смотрит сверху вниз на Нижний город. Они пересекли террасу, и Клифтон впервые после многих и многих лет вышел на широкую, шире всякой улицы, аллею и, подойдя к окаймлявшей ее с одной стороны решетке, увидел внизу тысячи огоньков-светлячков, разбросанных вдоль берега реки
Позади него поднимался гигантский, блестяще освещенный Chateau de Frontenac — достойный Гаргантюа дворец, который мог вмещать в себя до десяти тысяч воинов.
Клифтон припомнил день, когда он, юношей, уже смутно волнуемый новыми запросами и обаянием романтики, стоял с отцом на головокружительной высоте террасы Dufferin, и отец показывал ему, глубоко внизу, место, где высадился Шамплэн, дом, в котором жил Монкальм, и рассказывал о событиях, двести — триста лет назад разыгравшихся здесь и освятивших эти места, — извилистые улички, необыкновенные крыши, вычурные трубы.
Они подошли к фуникулеру, который, как большой паук, то взбирался вверх по каменной скале, заканчивавшейся террасой, то спускался вниз, — и, несколько минут спустя, вышли уже в Нижнем городе. Один-два поворота, и они остановились на улице Нотр Дам.
Тут брат Альфонсо простился с ними.
Гаспар Сент-Ив пошел вперед по уличке, такой узкой, что два человека, раскинул руки, заняли бы ее всю; кирпичные и каменные стены старинной кладки слабо освещались светом, падавшим из узких окон. Только впереди маячил желтый огонь фонаря из кованого железа, который подвешен был к старинному гербу, вделанному в стену.
Под этим гербом и остановился Сент-Ив, положив руку на щеколду сводчатой двери.
— Здесь, мсье!
Дверь не была заперта, и они вошли в небольшую прихожую, площадью не больше четырех квадратных футов; в нее открывалась другая дверь, с оправленными в свинец стеклами, завешанными с той стороны тонкой кружевной занавеской. Сент-Ив распахнул и эту вторую дверь. Клифтон вошел и попал в кусочек сердца старого Квебека и Новой Франции.
Комната была большая и низкая. Деревянная обшивка была своеобразной работы, и в каждой тускло поблескивающей балке и панели, несимметрично сшитых, чувствовалась рука мастера, работавшего над ней. Вытянув руку, Сент-Ив мог бы достать до потолка, тем не менее комната не показалась Клифтону ни душной, ни тесной. Она дышала покоем и комфортом. Ему чудилось, что он вдруг из мира борьбы и сумятицы перенесся в место, где никакие треволнения не могут коснуться его, где бури и превратности жизни исключены.
Он не успел рассмотреть обстановку подробно, а воспринял лишь общее впечатление: на всем лежала печать веков — на стенах, на узкой винтовой лестнице, на лампах под темными абажурами, на картинах и на тяжелых щипцах у большого камина. Он одним взглядом охватил все это. Заметил и две низкие сводчатые двери и оглянулся на своего спутника.
Но в эту минуту легкий шорох наверху лестницы заставил их обоих поднять глаза. И сердце Клифтона замерло на мгновение: залитая мягким светом, стояла на лестнице девушка, и по тому, как приветливо лучилось ее лицо, он угадал, что это Антуанетта Сент-Ив.
Позже он с благодарностью вспоминал, что она в эту минуту как будто и не видела его, вся занятая братом; он был рад этому, потому что чувствовал: с ним произошло необычайное, и это необычайное не могло не отразиться у него на лице, как, в другом месте и в другое время, та же тайна и откровение преобразили лицо Бенедикта Эльдоза, когда он, в Симле, заглянул поверх низкой изгороди и в первый раз увидал мягкие голубые глаза и золотой ореол волос симлской вдовушки.
Сент-Ив, перескакивая через три ступеньки, взбежал по лестнице, и сверху раздался счастливый, переливчатый смех и мягкий девичий голос.
У Клифтона перехватило дыхание, он с трудом овладел собой. Ничто никогда не волновало его так, как этот смех и голос Антуанетты Сент-Ив!..
Потому что он однажды уже слышал их! Это она, Антуанетта Сент-Ив, была свидетельницей его боя с Иваном Хурдом! Она смеялась над Хурдом! И она же, сестра Гаспара Сент-Ива, предупредила его, Клифтона, по телефону! И вот она идет к нему навстречу, она говорит: «Добро пожаловать»в тот маленький, укромный уголок старого мира, в котором она живет!
Глава X
Сент-Ив утверждал, что его сестра — самая прелестная девушка Квебека, а Клифтон, в этот изумительный час, когда женщина разом овладела его душой, решил, что краше ее нет женщины в мире. В ней словно воплотились вся красота и вся сказка, какие перевидели в свое время эти темные стены. А между тем он не сумел бы описать ее, если бы ему не пришлось больше увидеть ее. Он лишь успел заметить, что ростом она брату едва по плечо, что ее темные локоны мягко ложатся на шею и вдоль щек. Он заглянул ей в глаза, пристальные серые глаза, и обычная самоуверенность покинула его; глаза смотрели спокойно и ласково и чуть-чуть, подумал он, пренебрежительно. А губы улыбались.
— Моя сестра — мсье Клифтон Брант.
Головка с бархатной волной кудрей слегка наклонилась. Клифтон, всегда такой находчивый, растерялся. Кровь прилила ему к шее и к щекам, он проклинал себя за слабость.
— Я рада, что вы согласились прийти, мсье Брант! — сказала она на чистейшем французском языке и таким тоном, будто свидание было условленно заранее. — Я с самого утра с нетерпением жду вас. Добро пожаловать!
— Вы ждали меня? — переспросил он с удивлением.
Но раскатистый смех Сент-Ива перебил его.
— Сестра по телефону рассказала мне о вас и просила привести вас в Квебек, живым или мертвым, но при этом предупредила, чтобы я, ни наяву, ни во сне, не обмолвился ни единым словечком, которое могло бы навести вас на мысль, будто вас заманивают в западню…
— Гаспар! Я ни о какой западне не говорила!
— Не говорила, но я читал твои мысли!
Краска залила щеки девушки и, глядя на Клифтона, она вызывающе вскинула подбородок. Вдруг заиграли алмазами крошечные золотые точечки у нее в глазах — «как крошечные рябинки на лепестках лесных фиалок — следы поцелуев фей», — подумал Клифтон.