Старая дорога
Шрифт:
И Гаспар продолжал лить кипящее масло на рану Клифтона, подробно описывая, как они проводили дни, вечера, праздники, и с каждым часом он все больше, по его словам, гордился сестрой. Он, как и Клифтон, верил теперь в конечную победу. Идея привлечь в лес женщин и детей, устроить школы — счастливая идея. Но непонятно, почему Антуанетта и Анжелика выписали Анн Жервэ. Она хорошая преподавательница, но ей не хватает красоты и личного обаяния.
Клифтон обрадовался, когда вдали замелькал двойной шпиц церкви Сен-Фелисьена. Он все больше жалел о том, что впутался в эту глупую историю. Антуанетта и без того презирает его, что бы она подумала, если бы знала, что сейчас он сопровождает
Когда они уже подъезжали к городку — Клифтон в самом мрачном, Гаспар и Альфонсо в самом оживленном и приподнятом настроении, — выяснилось, что последний заранее позаботился о ночлеге: их ждали на ферме, отстоявшей на одинаковом расстоянии и от фермы Фаншонов, и от дома Аякса Трапье. Оставив городок в стороне, они подъехали с задней стороны к домику Адриена Кламара.
Для Клифтона это была приятная неожиданность: высокий, стройный, голубоглазый Адриен Кламар был родным братом Катрин, приехавшей вместе с Анн Жервэ на берега Местассини. И он и его жена души не чаяли в Катрин, но поддержали Сент-Ива, когда брат Альфонсо упомянул о расхождении его с Клифтоном во взглядах на Анн Жервэ.
— Неприятная, несносная особа. Я жалею сестру, если им долго придется пробыть вместе.
Оставшись в тот вечер один у себя в комнате, Клифтон с удивлением спрашивал себя: неужто он так ошибся насчет личных качеств и внешности Анн? Засыпая на толстой пуховой перине, он видел прелестные, окаймленные длинными ресницами глаза — глаза Анн, — они умоляли его отстаивать и защищать ее.
Рано поутру его разбудил стук в дверь. К семи часам они уже позавтракали и втроем уселись в тележку, которой правил Адриан Кламар.
Брат Альфонсо объяснил, что мсье и мадам Фаншон отправляются к девяти часам к обедне, а Анжелика останется дома, так как он дал ей знать, что в десять часов у нее будет Антуанетта. Он же послал от имени Анжелики записку Аяксу Трапье, в которой Анжелика приглашала его заехать за ней в половине десятого.
— И старая лиса Ришелье лучше не придумал бы, а, Гаспар?
— Вы сокровище, Альфонсо.
— Пожалуй, вы измените это мнение, когда Аякс отколотит вас, как куль соломы. А он-то как влопается!
«Не больше моего», — подумал Клифтон сердито.
— Я позаботился и о том, чтобы мадемуазель Фаншон была свидетельницей боя. Он произойдет позади ее дома, на лужайке, на которую выходит большое, все заставленное цветами, окно. Из-за этих цветов мадемуазель Фаншон будет смотреть на то, как ее малютку Гаспара безжалостно разделает жестокий коневод.
Все шло по программе брата Альфонсо. Доехав до фермы Фаншонов, они переждали в ближайшем леске, пока старики уехали со двора; потом через заднюю дверь проникли в амбар. Там Гаспар начал готовиться к бою. Вынул все, что у него было в карманах, и аккуратно сложил стопочкой на перевернутой вверх дном бочке. Снял воротник и галстук и, наконец, стянул рубаху. Обнажив свой могучий торс, он стал глубоко вдыхать и выдыхать воздух, разводить и сводить руки.
В это время на дороге показалось облачко пыли, и Клифтон поспешил навстречу Аяксу Трапье. Пролетка остановилась, и Аякс Трапье выскочил из нее.
Ничего более великолепного Клифтон никогда в образе человеческом не видал. Аякс Трапье весь сиял и сверкал, блеском соперничал со своей лошадью и новеньким экипажем. Роста он был громадного, выше даже Гаспара Сент-Ива, но выскочил из пролетки очень ловко.
Великолепен был не только рост его, но и надменные черные усики, и гладкое холеное лицо, и даже галстук ослепительно-желтого цвета, и куртка в черные и белые шашечки. Солнце играло на огромной булавке, воткнутой в его галстук, на таких же огромных кольцах и двойной золотой цепочке, весом с полфунта, болтавшейся у него на животе. Он выгнул грудь, повернувшись к дому, и тут-то якобы впервые заметил Клифтона.
— Bonjour! — сказал он и, улыбнувшись, показал два ряда самых сильных, самых белых, самых крупных зубов, какие только Клифтону случалось видеть.
— Bonjour, — ответил Клифтон и добавил: — Pardon, monsieur, там, позади дома, есть джентльмен, который рад был бы повидать вас.
— А-а! — отозвался Аякс. — С удовольствием! — И он с важным видом направился к калитке, краем глаза поглядывая, нет ли у окна Анжелики Фаншон.
Таким образом брат Альфонсо добился своего: Гаспар Сент-Ив и Аякс Трапье встретились лицом к лицу на зеленой лужайке позади дома Анжелики Фаншон.
У Клифтона безумно забилось сердце, когда он взглянул на заставленное цветами окно и увидал выглядывавшее из-за зелени бледное лицо. Гаспар также бросил взгляд на окно и указал на него Аяксу Трапье. Тот широко осклабился и помахал девушке рукой. Клифтон удивился тому, что никакого объяснения не последовало, очевидно, противникам без слов было понятно, к чему должна привести их встреча. Трапье скрылся на несколько минут в амбар и вышел оттуда, по пояс обнаженный.
Дальнейший ход событий смутно припоминался потом Клифтону. Противники долго разжигали друг друга насмешками, прыгая по лужайке, как два взъерошенных петуха, и все сужая круги, которые они описывали, но наконец схватились. Руки, ноги, зубы — все пошло в ход. Меньше всего работали кулаки. Было очевидно, что каждый из противников хотел не столько убить, сколько изувечить, изуродовать на всю жизнь другого. Сопровождалось все это оглушительным ревом, воем. Спустя некоторое время Аякс явно стал одерживать верх. Он повалил Гаспара навзничь, вдавливая его лицом в землю, возил лицом по земле. К отчаянию чуть не рыдавшего брата Альфонсо, Гаспар, видимо, слабел, и Клифтон с ужасом посматривал на окно — как могла женщина оставаться безучастной свидетельницей гибели возлюбленного?
Но тут произошло чудо: Гаспар вывернулся самым неожиданным образом, и ноги его, как клещи, захватили шею врага. Он сжимал их все сильней и сильней, и крик Аякса вскоре перешел в хрипение. Брат Альфонсо захлебывался от восторга, а Аякс лежал лицом кверху, все еще задорно торчали черные усики, но глаза уже начали выкатываться из орбит. Клифтон хотел вмешаться, разжать ноги Гаспара, помешать ему убить соперника, но тут произошла новая неожиданность. Полусознательно шаря вокруг себя руками, Аякс вдруг охватил руками щиколотку Гаспара и старался притянуть ее к своим белым, оскаленным зубам. Клифтон затаил дыхание — неужели это ему удастся?
Удалось! Он не только притянул ногу Гаспара, но и отогнул носок и запустил зубы в белое тело.
Рева, подобного тому, какой издал Гаспар, Клифтон в жизни своей не слыхал, не мог даже предположить, чтобы такой рев мог исходить из горла человеческого. Ноги Гаспара разжались, и Аякс перевел дух. Победа, казалось, была ему обеспечена, но его погубило тщеславное желание проверить, какое впечатление производит его триумф на девушку у окна. Он покосился на окно, для чего ему пришлось слегка передвинуть ногу Гаспара. Это оказалось для него роковым. Гаспар сделал быстрый оборот, высвободил ногу и с силой отчаяния двинул ею наугад. Удар пришелся Аяксу в грудь и отбросил его далеко в сторону, как мешок с пшеницей. Он глухо стукнулся оземь и остался лежать на спине, раскинув ноги и руки, с закрытыми глазами, оскаленными зубами и блестевшими на солнце усами.