Старая эльфийская сказка
Шрифт:
Одежду мою, от которой невыносимо смердело человеческим жильем, дымом, потом, грязью и болезнью, всем тем, что наполняло до недавнего времени мою жизнь, они безжалостно сожгли в костре, а мне, покопавшись в своих походных мешках, нашли более-менее подходящую рубашку и штаны, припасенные на тот случай, если дорога уведет их слишком далеко от дома. Вместо моих развалившихся старых сапог с окаменевшими от въевшейся грязи подошвами, Эльфы дали мне такие же мягкие, как у них самих.
Впервые в жизни я почувствовал заботу о себе, и живое участие. Кто мы были для этих Эльфов?
Боль не могла заставить меня плакать, а вот от этого почему-то предательски защипало в носу, и на глаза навернулись слезы.
— Плачь, юный мэлроп, — сказал Эльф, увидев, как слезы сами собой текут из моих глаз. — Плачь. Пусть последний яд выйдет из твоего сердца.
На Гуркины босые грязные ножки оказалась велика вся предложенная обувь, и Эльф, покачав головой, взялся тут же, у костра, сшить ей сапоги из лоскутков кожи.
— Мы следили за вами давно, — пояснил он. — Только люди или мэлроп, не знающие законов этого места, осмелились бы остановиться здесь и купаться в Священном Источнике. Люди? Но как вы сумели обойти наши ловушки и пройти вглубь леса так далеко, невредимыми и незамеченными? Мэлроп? Но вы сильно были похожи на людей, ничего эльфийского в вас не было.
Теперь вам нужно идти в Свободный Город. Там живут те, кто не знает своего места ни среди людей, ни среди Эльфов.
— А почему нам нельзя вместе податься к ночным Эльфам, скажем? — спросил я. Эльф пожал плечами, щуря глаз от дыма костра.
— Ты же ночной Эльф, — сказало он. — Ты ночью силен. Ночью ты и твой род станете охотиться, воевать, жениться и жить. А дитя Цветов на ночь закрывает свой бутон. Еще немного, и вы уже не будете видеться. Ты станешь спать днями, а она — спать ночью. Какой смысл вам оставаться вместе?
Глава 8
Эльфы пробыли с нами на поляне до наступления темноты. Если б не они, то нечего было б нам есть. Об этом мы совершенно не подумали, удирая прочь от людей. Я не прихватил с собой ни ножа, ни какого-нибудь клинка, хотя бы и самого завалящего. Да и откуда было б мне его взять? У Гурки на подоле её рубахи нашлась лишь иголка с суровой нитью, вот и все наше снаряжение.
Этого Эльфам объяснять не нужно было, они поняли наше бедственное положение без слов.
— Держи, — предводитель их расстегнул свой пояс и протянул его мне, вместе с охотничьим крепким ножом. — Это тебе пригодится обязательно. По моему поясу дозорные на севере поймут, что ты не шпион, а нож не раз сгодится тебе в твоем путешествии. Может, тебе не стать великим охотником, но уж вырыть этим ножом притаившиеся в земле грибы, коренья, да и просто нарезать веток для костра ты всегда сумеешь.
Эльфы, как могли, снабдили нас всем необходимым для путешествия, и даже поделились со мной своим лечебным пластырем. Один из них сходил в лес и подстрелил кроликов, и вечером мы с Гуркой уписывали за обе щеки наваристую похлебку с кореньями и это охотничье варево было моей первой вкусной и хорошей едой за долгое-предолгое время.
Несмотря на то, что Эльфы к нам были очень добры и вкусно накормили нас, Гурка все равно боялась их. Ото всякого слова, обращенного к ней, она пугливо вздрагивала и втягивала голову в плечи. Ела она торопливо, словно боялась, что у неё отнимут её кусок, и Эльф, глядя на неё, качал головой.
— Она почти потухла, — с изумлением произнес он. — Так, словно жила долгое время среди людей и сама почти стала человеком... Сколько тебе лет, Дитя Цветов? — внезапно спросил он, и Гурка вздрогнула и перестала жевать.
— Так сколько? — продолжал Эльф. — Четырнадцать? Пятнадцать? Ты выглядишь почти зрелой девушкой, а вот твои глаза тебя старше на десятилетия. Или на пару столетий? На пятьсот лет?
От изумления у меня глаза на лоб полезли, когда она кивнула и низко опустила голову. Гурка — девчонка из поселка, вечно оборванная и тощенькая — бессмертная Эльфийка?! Гурке пятосот лет?!
— Почему же ты не ушла от них раньше, Дитя Цветов? — мягче спросил Эльф, увидев, какую боль он причинил Гурке своим вопросом.
— Я... — ответила она, поднимая на него глаза, полные слез. — Я боялась. Пятьсот лет назад в этой части леса полукровок не лечили. Их превращали в рабов, в бессловесных животных, и заставляли выполнять самую тяжелую работу. А тех, кто осмеливался бежать... Их убивали, их убивали сразу, разрывали на части! Я не осмелилась; меня били, меня много били, и передавали от хозяина к хозяину. Те умирали; переезжая с ними из поселка в поселок, я уж позабыла, где родилась. Последний хозяин привез меня сюда, и в поселке все думали, что я его дочь от Эльфийки. Он был добр ко мне, и люди верили, что он хочет вылечить меня...
— То, что ты боишься людей, понятно, — ответил Эльф. — Но отчего ты боишься нас?
— Пятьсот лет назад, — ответила Гурка, и губы её дрожали, — я видела, как Эльфы и Люди убивали детей друг от друга, полукровок. Никто не был свят.
— Никто, — ответил Эльф и склонил голову. — Но ты теперь не человек и не Эльф. Страх пожирает тебя.
Когда совсем стемнело, Эльфы начали собираться в путь.
— Мы проводили бы вас, — сказал Эльф, — но нам нужно идти дальше, патрулировать наши территории, чтобы скверна не распространялась дальше.
— Какая скверна? — удивился я. Эльф усмехнулся, указав на мое израненное лицо.
— Эта, — ответил он. — Люди. Разве не благодаря им ты изуродован?
— Да, но что они могут? В них нет ничего волшебного, и один-два человечишка, прошедшие лесными тропами...
— ... могут изменить все судьбы мира! — перебил мою наивную речь Эльф. — Жестокость заразна. Помнишь, что сказала твоя подруга? Эльфы тоже убивали полукровок, когда ярость застила им разум. Люди — это создания со светлыми лицами и хрустальными глазами. Глядя на них, легко начинаешь верить в то, чти они добры и чисты, но это далеко не так. Сердца их темны, полны зла и зависти, а огонь их душ жжет так, что Эльфы легко вспыхивают в нем ненавистью.