Старая книжная полка. Секреты знакомых книг

Читателю этой книги – так, по крайней мере, кажется мне – лет пятнадцать-шестнадцать. А может быть, и больше. Может быть, и тридцать, и сорок, и семьдесят.

Собственно, от читателя требуются только две вещи: быть взрослым (или почти взрослым) человеком и хорошо помнить детские книги. Поэтому лучше, если он недавно был ребёнком. Или у него есть сыновья и дочери, недавно вышедшие из

Потому что разговор у нас пойдёт про взрослые секреты детских книг. Точнее – книг, считающихся детскими. Про стоящие за ними взрослые, иногда не очень весёлые истории. Про их тайные, не понятные юным читателям смыслы.

Некоторые из этих историй происходили в дальних странах. А многие у нас в России, в Петербурге (Ленинграде), и совсем недавно. Герои одних историй – люди из плоти и крови. В других людей как будто и нет, а есть бродячие образы и сюжеты, живущие своей отдельной жизнью, отражающиеся друг в друге как в зеркалах.

Английский поэт Томас Стернс Элиот как-то сказал фразу, поразившую многих: «Гении крадут». Он имел в виду то, что писатели, наделённые настоящим гением, внимательны к вечным сюжетам, к кочующим образам – и не боятся браться за то, что уже кем-то использовано: ведь у них-то выйдет лучше!

А аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес как-то сказал, что историй во всей мировой литературе всего четыре. Одна – про город, который защищается от врагов, вторая – о поиске тайны, третья – о возвращении путешественника в родные места и последняя – о боге, приносящем себя в жертву. И что всё, написанное людьми, сводится, в конечном счёте, к одной из этих чётырех историй.

Это относится и к «детской», и к «взрослой» литературе. На самом деле граница между ними условна.

Очень многие книги, которые сегодня читаются в основном детьми и подростками, когда-то писались для взрослых. Например, романы Вальтера Скотта и Фенимора Купера. В своё время их читали взрослые люди во всех странах совершенно всерьёз. И, к примеру, Пушкин читал. Но прошло всего несколько десятилетий, и взрослые люди стали стесняться читать книги, в которых слишком много приключений, слишком мало серьёзных мыслей и достоверных описаний быта. Конечно, они всё равно их читали, но тайком, а покупали эти книги как будто для своих детей. Спустя полвека примерно такая же история была с Жюлем Верном. При жизни писателя его книги покупали взрослые. Тогда люди очень уважали научно-технический прогресс, уважали путешествия, открытия, и читать про это было престижно. Настал двадцатый век, простодушно-оптимистическое отношение к науке и прогрессу ушло в прошлое, авантюризм стали презирать. Но подростки продолжали читать «Детей капитана Гранта» и «Пятнадцатилетнего капитана».

Гораздо чаще бывает так, что у книги есть два смысловых уровня. В тексте, содержащем очень серьёзные и взрослые мысли и предназначенном для взрослых людей, содержится какая-то простая история, понятная и юному читателю. Эту историю извлекают и – в упрощённом виде – издают для детей. А бывает, что в детскую книгу вкладывается какой-нибудь тайный шифр, который могут понять лишь взрослые. Как правило – только некоторые из взрослых.

Ещё бывает, что писатель просто описывает своё – или чьё-нибудь – детство. Он описывает его не для других детей, а для взрослых. Только вот почему-то взрослые редко перечитывают, к примеру, «Приключения Тома Сойера» Марка Твена. А зря.

Случается и так: замечательный взрослый писатель по разным причинам не может своими «настоящими» произведениями заработать на жизнь. За детскую литературу он берётся как будто по необходимости. Но иногда оказывается, что «детское» и «взрослое» творчество его неразделимо. Что это? Две стороны одной медали. Два лика Януса. Самый яркий пример – Даниил Хармс. Но чтобы по-настоящему понять детского Хармса, надо знать Хармса взрослого.

Детские (или считающиеся детскими) писатели были очень разными людьми. Некоторые – ребячливыми, а некоторые – очень непохожими на детей, мрачными, занудливыми. Добрыми и не очень. Весёлыми и невесёлыми. Верующими и неверующими. Порою даже немного сумасшедшими.

Тем интереснее может стать наша книга о некоторых из них. Только о некоторых.

Валерий Шубинский

«Радуясь своей добыче, он пошёл к королю и попросил его принять. Кота впустили в покои его величества. Войдя туда, он отвесил королю низкий поклон и сказал:

– Вот, государь, кролик. Господин маркиз де Карабас (таким образом вздумалось Коту украсить имя своего хозяина) поручил мне поднести вам этого кролика в подарок.

– Скажи своему барину, – ответил король, – что я благодарю его и очень доволен.

В другой раз Кот запрятался в пшеницу, опять-таки со своим мешком, и когда туда зашли две куропатки – задёрнул верёвочки и взял обеих.

Потом он их отнёс к королю так же, как кролика. Король благосклонно принял куропаток и приказал дать Коту на чай.

Таким образом Кот два или три месяца сряду носил королю дичину от имени своего хозяина».

Слова знакомые, не правда ли? А вот эти?

«Ваше королевское высочество!

Никто не сочтёт странным, что ребёнку приятно было сочинять сказки, составившие это собрание, но удивление вызовет то, что он возымел дерзость преподнести их вам. Однако, ваше королевское высочество, какова бы ни была несоразмерность между простотой этих рассказов и просвещённостью вашего ума, если со вниманием рассмотреть эти сказки, то станет видно, что я не столь достоин порицания, как это может показаться поначалу. Все они полны смысла весьма разумного и раскрывающегося в степени большей или меньшей, смотря по тому, насколько в него вникают читающие. К тому же, поскольку ничто так не отличает истинную широту ума, как его способность подниматься до предметов наиболее великих и в то же время снисходить до самых малых, никого не поразит, что та же принцесса, которой и по характеру своему, и по воспитанию столь близко и привычно всё самое возвышенное, соблаговолит развлечься подобными безделками…»

«Кот в сапогах», илл. Гюстава Доре

Кот поднёс дичь королю, выдав её за подарок своего хозяина – Маркиза де Карабаса. Восемнадцатилетний Пьер Дарманкур (всё-таки не совсем уже ребёнок) поднёс пять сказок (в том числе эту, про кота в сапогах) королевской племяннице, принцессе Орлеанской (своей, кстати, ровеснице). Кот приписал свои охотничьи трофеи другому. А Пьер выдал за собственное произведение сказки, автором которых, как считается, был всё-таки не совсем он. Во всяком случае, не он один.