…Поэзия Валерия Шубинского – чудесный сплав акмеизма и символизма. С одной стороны, она очень близка к традициям Осипа Мандельштама: от Мандельштама и уникальный жанр «стихотворения-голограммы» (мгновенного голографического оттиска народа, города, ландшафта, культуры), и пристрастие к веществам (излюбленные Мандельштамом «соль–кремень–чернозем» дополнены «ураном, свинцом, серебром» и едва ли не всей таблицей Менделеева). С другой стороны, в этой поэзии налицо символистское двоемирие, от которого в ужасе бежал тот же Мандельштам.
Шубинский – ни в коей мере не сюрреалист (как принято считать). Красочные фантазмы его стихов – не с картин Сальвадора Дали; скорее, они соткались из величественно-жутких прозрений Иеронима Босха и Данте Алигьери. Шубинский – визионер, он прозревает в своих поэтических текстах очертания и реалии потусторонних миров. Открыто заявлять об этом человеку в здравом уме и трезвом рассудке – опасно (могут неверно понять)… Всякий читатель – сознательно или неосознанно, – осваивая стихи, понимает, с чем имеет дело: с выдумкой или с реальностью. Оттого так захватывающе чтение поэзии Шубинского, воистину подобное путешествию по удивительному
и страшному «авантюрному лесу». Беспримерный слух этого поэта на звучание слов, глубокое чувство ритма и просодии, тонкое понимание цветовых оттенков и фактур – все это всемерно помогает читателю путешествовать по увлекательным тайным вселенным (но отнюдь не подменяет собой маршрут). Кирилл Анкудинов
…Вероятно – сейчас я полагаю именно так – это был выбор уже не эстетический, а нравственный: выбор любви к окружающей жизни – к людям, вещам, словам – мягким, теплым, понятным, любимым, или – лучше – выбор жалости к ним; нет, невозможно было их просто вышвырнуть, и в бесконечной справедливости и бескорыстной честности своей (так было не проще, так было сложнее и мучительнее, я полагаю) поэт захотел дать им право выступить на равных с дарованным ему «голосом извне», в его случае, напряженным голосом кристаллических форм, страшных человекоящерных изваяний, голосом ветра.
Олег Юрьев
….Ни великолепная архитектоника, ни сладкозвучные строфы, доставляющие гортани, воспитанной на русском слове, несравненные радости, не могут замаскировать напряжения и возбужденности речи, которая, представляется обращенной лично к тебе: «Послушай, вникни, тебе говорю».
Виктор Бейлис
…Стихотворения Шубинского устроены как грандиозные целостные цепные метафоры (что отличает их от метафорического конструктивизма метареалистов). Можно сказать, что многие стихи Шубинского в основе своей нарративны, однако сюжет их на каком-то этапе «изъят», преображён в след сюжета. Поэт сообщает не столько о событиях, сколько об обстоятельствах; лирическое «я» воспринимает мир сквозь призму невротического искривления, не отменяющую, впрочем, но подчёркивающую подлинность окружающей действительности.
Данила Давыдов
Стихи Шубинского я знаю давно – скоро уж тому будет двадцать лет. Есть в них черта, по-моему, сохраняющаяся от самых ранних стихотворений и до сих пор – глубокая погруженность внутрь, не обращение нараспашку к миру, а вбирание мира в себя и там уже, во глубине, проращивание его – стихами. И он действительно прорастает.
Наталья Горбаневская
Опыты описательной поэзии
A vision
Т
Темное тело грядущего лета.Липы дырявые в светлом дыму.(Мелком на асфальте – вопрос без ответа.Ответа – чьего? Обращенный – к кому?З'a домом ночь немного белее.Возле развязки – совсем не бела.Едет машина, вздыхая и блея.Блеск на стекле, блик от стекла.И к, прости Господи, лесопаркуТянется мокрый, мерцающий след.Это трехглавую вывел овчаркуМертвый сосед.)Быстрое темное тело вбегаетВ дым, распадается в нем.(Дым – на помойке, там мусор сжигают.Дым над невидимым желтым огнем.)Что ж это значит? Лесные пожары(Едкая, пасмурная пустотаСразу за выездом на ШушарыС Вантового моста)?2006
День и ночь
И древние дворы, и новые дворцы Из темного желе и светлого железа, И грязные шуршащие столбцы На простынях прессованного леса, И бризы площадей, и улиц сквозняки, Толкающие взад-вперед по тверди О четырех колесах сундуки, Дрожащие под ветрового Верди, И пушка над рекой, и корюшка в реке — Уму не поделить, не перемножить зренью, Не увезти в дрожащем сундуке Подречной полостью в кудыкину деревню. А там какие-то чудные существа, Сбежавшие от древнего юнната, Рычат – и рык походит на слова, Которые и понимать не надо. Но в час, когда ольха за шторой проскрипит И взвизгнут подметальные машины, Ты вдруг проснешься, как и все, кто спит: Складные женщины, упругие мужчины. И сразу вспомнишь все, что видел наяву И то, что не вместилось в окоеме: Суда, утюжащие мятую Неву, Ондатры в норах, стулья в тихом доме.И
ржавый шланг, и облысевший кот,И дяденька с зонтом, что вышел к остановке —Все обретет свой смысл, добудь лишь код,И слепится в слова, как черточки в шифровке.А если этот смысл к утру сгорит дотла,Хоть звуки голые ты выведешь из ада,И подберешь им вновь значенья и тела,Хотя тебе и знать-то их не надо.2007
Метро
Марина Олеговна, Виктор Сергеевич, Гаврило Романович, Петр Ильич, Роальд Ибрагимович, Марк Моисеевич, И Штубе, и Нестор Фомич — Хористки, бандиты, солдаты И бывшие члены бюро Все едут и едут куда-то В удобных и длинных вагонах метро. В газете «Известия» ищут известия, А то забываются сном, А то поглядят, как плюются созвездия В натянутой тьме за окном, А то начинают болтать о погоде, Любви, сериалах, болезнях детей — И едут, покуда не сходят На станции каждый своей. И дальше – в служебные зоны, В зияющий черный тоннель Увозят пустые вагоны На час, на неделю, на много недель.2006
Приключение
Что это за тело на диванеРаспростертое, лежит?Может, это тело дяде ВанеИли Гамлету принадлежит?Он сейчас себе в висок отправил пулю,Чтоб у ночи вытянуть ответ,А она ему показывает дулю,Отвечая разом «да» и «нет».Нарисованы таинственные знакиНа полу, на двери, на окне.Воют за стеной хохлатые собаки,Саламандры плавают в огне.Может, это Гамлет, может, римский папа,А быть может, Вечный Жид.Может, он сейчас наденет плащ и шляпуИ в аптеку побежит.Может, адский клерк его читает имяНа полу, на потолке.Муха лапками стучит сухимиУ него на кадыке.2009
Как
Как это случилось? Да так и случилось. Сначало сверкало, потом излучилось. Не поднял никто телефонную трубку, Не видел, что в раковину натекло, Никто не заметил жирдяйку-голубку, Чесавшуюся о стекло, Никто не заметил, как фыркнула такса Сквозь дрему, хвостом полируя паркет, Как нервно на вешалке шарф заметался, Всплеснул рукавами на полке жакет, Как вдруг прекратилось гудение лифта, И ключ зазвенел, и раздался щелчок, И книга раскрылась, и вылез из шрифта Какой-то насмешливый новый значок, Как хлопнула створка пристенного бара, И задребезжала в стакане вода, И роза пахучего пара Над ней распустилась, и шлепанцев пара Пошла – непонятно куда.2006
Когда
Когда по урочищам лиц и вещейРастекается спрей дождевой,Они тоже земля, и по ним, и по нейОн ползет, живой-неживой.Он льется по сморщенным листьям травыИ по гнутым веревкам травы,Он льется во рвы, он льется во рты,Он льется в моей крови.Он течет по одной пологой дуге(Кровь – по двум подмятым кругам),Он дрожит у мужчины на кадыкеИ скользит по женским рукам.Течет, пока нечет, а станет чет —Земля, жива-нежива,Потечет, как речь, наполняя рот,Поднимаясь вверх, как трава.(Поднимаясь вверх, трясется земля,Потому что щекотно ей:В морщину листа по веревке стебляПо капле стекает спрей).2007
