Старая театральная Москва (сборник)
Шрифт:
М. Г. Савиной приходилось играть пред «высшим светом».
«Публикой Михайловского театра», предубеждённой против Александринского:
– Театр не для нас!
Надо было играть пред дамами высшего света даму высшего света.
Это не то, что играть «гранд-дам» перед скромным рецензентом, который на слово верит:
– Гранддамисто!
Русской артистке приходилось на сцене говорить по-французски сейчас же вслед за французскими артистами.
Могла ли М. Г. Савина:
– Посрамить актрису Александринского театра!
Малейший недостаток произношения, – вы чувствуете какую бы жалость это вызвало у этого общества.
И не посрамила.
– Но как?
– А очень просто.
Взяла себе гувернантку. И год, целый год, каждый день утром, вечером, каждую свободную минуту занималась с гувернанткой, как школьница, как маленькая девочка.
Потихоньку.
Год. Для одного спектакля в год.
Когда я узнал это, меня, – да и вас, может быть, – изумил этот удивительный:
– Труд [3] .
3
Эта версия об изучении Савиной французского языка, если и соответствует действительности, то лишь в весьма малой части. Может быть, у Савиной и была учительница французского языка, но основным учителем этого языка был Никита Всеволожский, её второй муж. И уже если Савина так прилежно изучала французский язык, то не для одного спектакля в год, а для того, чтобы «tenir tЙte» своему мужу, любимцу петербургских салонов. Всеволожская, не знающая по-французски, была бы, действительно, «мезальянсом». А. К.
35 лет она состоит «любимицей» публики. Участие её в пьесе всегда:
– Уже половина успеха.
Её бенефисы всегда проходили с массой подношений, цветов, с восторженными овациями. Её двадцатипятилетний юбилей был невиданным, неслыханным триумфом:
– Русской актрисы.
Но Петербург – город чиновников.
А для чиновника мечта – чтобы кто-нибудь сверзился.
Из высоко стоящих.
Особенно, если его лично это не касается. Кто-нибудь:
– Из постороннего ведомства.
М. Г. Савина тоже занимает высокий пост в театре.
И Петербург всегда «предвкушал» её «отставку», как он предвкушает отставку П. А. Столыпина, как будет предвкушать отставку его преемника, кто бы он ни был.
Вряд ли особенно весёлые минуты переживала Марья Гавриловна в этой тридцатипятилетней борьбе за власть.
За власть таланта.
Но вот наступал день.
День её Аустерлица и Ватерлоо.
Попадалась настоящая пьеса.
С настоящей ролью.
В которой есть, где развернуться.
Я не знаю, – что делала с собой Марья Гавриловна.
Но она играла так, – гром аплодисментов, буря, треск.
Всё шло насмарку:
– Нет, Марья Гавриловна всё-таки остаётся одна.
Я помню самый отчаянный из таких Аустерлицев.
Петербург особенно ждал «отставки» от звания:
– Первой актрисы.
Как раз ни пьес, ни ролей, где можно бы дать публике «генеральное сражение».
– И вдруг переделка «Идиота» Достоевского.
Как она сыграла Настасью Филипповну!
Что было в театре. Что было в публике.
Даже наименее расположенные критики, которым «надоело»:
– Всё Марья Гавриловна, да Марья Гавриловна, одна Марья Гавриловна!
Должны были признать:
Настасья Филипповна Савиной – это картина масляными красками. Все остальные пишут только акварели.
Когда на её двадцатипятилетнем юбилее овации, триумф достигли небывалого, неслыханного апогея, – Марья Гавриловна подошла к рампе и сделала знак, что желает говорить.
Тогда ещё говорить у нас не умели.
Стало жутко.
Всё стихло.
Марья Гавриловна сказала одну фразу:
– Во всём свете, быть может, найдутся люди счастливее меня, – но во всей России самый счастливый человек сегодня – я.
И гром аплодисментов покрыл эту умную и красивую фразу.
На первом актёрском съезде выступила М. Г. Савина.
«Премьерша» казённой сцены.
Вы знаете, что провинциальные актёры не особенно-то любят «казённых», да ещё премьеров.
И многие премьеры не решались выступить.
Савина начала эпизодом.
Однажды она играла в какой-то «бытовой» пьесе. Загримированная, одетая бабой, она ждала за кулисами своего выхода.
Пожарный, увидев около бабу в панёве, спросил:
– Ты какой губернии?
Савина улыбнулась:
– Тульской.
И у пожарного, – откуда-то из Тульской губернии закинутого в Петербург, – по лицу расплылась радостная улыбка.
– Мы земляки!
И, обращаясь к провинциальным актёрам, когда-то провинциальная актриса Савина сказала, – она, создавшая «общество вспомоществования нуждающимся сценическим деятелям», она, создавшая «русское театральное общество», – с искренностью сказала:
– Мы земляки!
Какой изящный ум!
Да спасёт меня бог от мысли в каких-нибудь 200—300 строках описывать такое большое и исключительное явление русской жизни, как:
– Марья Гавриловна.
Я только наметил четыре элемента:
– Любовь к своему делу, талант, труд и ум.
М. Г. Савина художница русской женщины.
От Акулины во «Власти тьмы» до старой барыни в «Холопах», от девочки «Дикарки» до Наталии Петровны в «Месяце в деревне» – в созданиях Савиной, как брильянт всеми гранями, сверкает русская женщина.
Баба, помещица, аристократка, купчиха, мещанка, актриса, смешная, жалкая, страшная, трогательная, любящая мать, жена, любовница, подросток, старуха, разгульная, религиозная, – русская женщина на всех ступенях, при всех поворотах судьбы, во всяких моментах её трудной жизни.
Савина с поездкой была в Полтаве.
Летом.
После спектакля вся труппа ужинала в клубе.
На террасе, сплошь увитой диким виноградом.
А внизу, на садовой дорожке, ужинали два каких-то туземных помещика.