Старая ведьма
Шрифт:
Давайте проверим вместе с ним. Прибегнем к простому способу и допустим, что Ветошкин или Серафима Григорьевна получили беспрепятственное право укрупнять и развивать свои хозяйства, и представим себе, во что бы это вылилось.
Мог бы Ветошкин нанять не одну, а двух работниц на свою ферму? Несомненно. Он мог бы нанять и трех. И тридцать.
Могла ли бы Серафима Григорьевна, если бы ей позволили, прирезать еще два, три, четыре таких же земельных участка, могла бы она вместо трех-четырех голов свиней и дюжины поросят держать до сорока голов? Несомненно. До этого же она старалась всячески увеличить
Отсюда мы вместе с Аркадием Михайловичем можем сказать, что и Ветошкина и Серафиму Григорьевну сдерживают только условия и возможности, вернее — невозможности, а в остальном мы имеем дело с капиталистическими элементами.
Это не просто отрицательные персонажи, но и социально враждебные нам типы. Может быть, поэтому Баранов так пристально и так всесторонне изучает этот гнилой мирок Ветошкиных — Ожегановых, где ненавистное капиталистическое вчерашнее ищет легального укоренения в нашем сегодняшнем дне. Ни Серафима Григорьевна, ни Ветошкин, разумеется, не могут представлять сколько-нибудь существенной угрозы. У них нет почвы. Это случайно выросшие сорняки. Это случайные клопы в новой квартире, привезенные вместе со старым креслом. Но что вы скажете о Василии и об Алине? Они-то ведь по своей природе не сорные травы.
Рассуждая так, Аркадий Михайлович принялся думать об Алине. Кто она? Жертва Ветошкина или сознательно пришедшая в этот дом безделья и мещанского благополучия?
Кто?
Хочется верить в лучшее. Хочется думать, что Ветошкин заманил ее, расположил, околдовал и сделал своей женой. Но…
Но и в этом случае Алину нельзя оправдать полностью. Все же мы живем в такое время, когда невозможно принудить к браку и заставить мириться с крысиным царством. Алина не бесправная красавица из волшебной сказки, как и Павел Павлович при всей своей ядовитости не обладает чарами Синей Бороды или Змея Горыныча.
Как некстати вклинилась еще эта забота! Баранов мог бы пройти мимо. Но проходить мимо зла — значит поощрять его. А это не в характере Аркадия Михайловича. Но все же нельзя думать все время о Серафимах, Ветошкиных, губках, кубышках… Нужно хотя бы здесь, в городе, уйти от них.
Баранов решил зайти на рынок. Ему хочется купить что-нибудь неожиданное к ужину. Например, раков. Он очень любит раков. Хорошо купить и стерлядь. О ней так часто говорит Василий. И вот Аркадий Михайлович отправился по рядам колхозных ларьков и столов утихающего базара.
Торговля все еще шла бойко, как государственная, колхозная, так и прочая. В числе бойких и зазывных торгашей Баранов увидел старуху Панфиловну.
Он узнал ее. Узнал и корзины, с которыми она тогда приходила. Это, несомненно, была Панфиловна. Она продавала последние цветы. Но не на них обратил внимание Баранов. Его заинтересовали карпы. Их было три.
Панфиловна, заметив взгляд Баранова, обращенный на рыбу, весело затараторила:
— Последние! Свеженькие! Только из пруда. Отдам недорого. Что же вы?.. Мо-ло-дой человек.
Баранов постоял, посмотрел на Панфиловну и сказал:
— Купил
У Панфиловны едва не выкатились на прилавок глаза, но выход был найден:
— Да разве у Василия Петровича водятся в прудке такие крупные рыбины? Вы только прикиньте…
Но Баранов не стал уличать далее старуху. Для него и без того было ясно, что Серафима не пропускает даже самую малую возможность продать, нажить.
Словно напасть какая-то! И здесь, в городе, его преследует Ожеганова. А может быть, он напрасно избегает с нею прямых разговоров? Ему все равно не уйти от них. Когда-то нужно сказать, что он думает обо всем этом, и дать бой.
XXXI
На берегу Киреевского прудика задумчиво сидела Алина Генриховна, равнодушная к плавающим карпам, к своему отражению в воде и, кажется, ко всему окружающему.
Она ждала Баранова. Ей нужно было улучить минуту и сказать ему: «Я непременно должна встретиться с вами».
Алина еще не знала, зачем ей нужно было встретиться с ним, что она скажет ему… Но потребность видеть его была так велика, что ничего не могло остановить ее.
Пока Алина занята своими мыслями, послушаем, о чем шепчутся в стороне Ветошкин и Серафима Григорьевна.
Эти два человека, разнящиеся друг от друга образованием, запросами, кругозором, вкусами, оказались самыми близкими людьми, связанными единством стремлений. У них нет ничего недоговоренного, невыясненного. Они, как два прожженных картежника-шулера, не прячут взаимного намерения облапошить один другого.
После потери тридцати тысяч озлобленная Серафима готова на любые спекуляции, чтобы как-то утишить черную ноющую боль.
Ветошкину необходимо раздобыть две-три тонны зерна. И в этом ему может помочь только Серафима.
Заламывала она очень дорого, клянясь счастьем своей дочери, доказывая, что «накладные расходы» непомерно возросли, что ей из полученного не достанется и десятой доли. Ветошкину ничего не оставалось, как согласиться на рваческий куш. Летом у крыс наибольший приплод и чудовищный аппетит. А покупать корма в розничных магазинах можно было в килограммах, не в тоннах. Да и разве натаскаешься той же крупы в кульках? Для этого не хватит и дня, даже если он, Феня и Алина с утра до вечера будут заниматься покупками.
Ветошкину приятнее было вести свое хозяйство «чисто», но «дело» неизбежно заставляло идти во все тяжкие, и он шел.
Серафима Григорьевна, чтобы набить цену, лгала Ветошкину, будто достает «левое» зерно. В действительности, разузнав через Кузьку Ключа о порченом, негодном в переработку зерне, Серафима Григорьевна надеялась приобрести его по сниженной цене и, продав Ветошкину это зерно вдесятеро дороже, выглядеть спасительницей.
Что бы вы ни говорили о Серафиме, а ее следует отнести к одаренным мерзавкам. Уж кто-кто, а пишущий эти строки ненавидит Серафиму каждой каплей изведенных на нее чернил. Но, ненавидя, нельзя зачеркивать ее изумительной изощренности. Запусти эту особу в одну из стран, где бессовестность, обман и нажива имеют преимущественные права гражданства, дай этой Серафиме оглядеться годок-другой в такой стране… Как знать, со скольких живодеров она сняла бы там шкуру и скольких бы пустила по миру?