Старик Хоттабыч (илл. Ротова)
Шрифт:
— Всё в порядке, — покровительственно усмехнулся Волька. — Посмотри на остальных зрителей. Видишь, никто не боится. Потом я тебе объясню, в чём дело.
Вдруг могучий паровозный гудок прорезал тишину. Хоттабыч схватил Вольку за руку.
— О царственный Волька! — прошептал он, обливаясь холодным потом. — Я узнаю этот голос. Это голос царя джиннов Джирджиса!.. Бежим, пока не поздно!
— Ну что за чушь! Сиди спокойно!.. Ничто нам не угрожает.
— Слушаю и повинуюсь, — покорно пролепетал Хоттабыч, продолжая дрожать.
Но ровно через секунду, когда на экране помчался прямо на зрителей громко гудящий паровоз, пронзительный крик ужаса раздался в зрительном зале.
— Бежим!.. Бежим!.. — вопил не своим голосом Хоттабыч, улепётывая из зала.
Уже у самого выхода он вспомнил о Вольке, в несколько прыжков вернулся за ним, схватил за локоть и потащил к дверям:
— Бежим, о Волька ибн Алёша! Бежим, пока не поздно!..
— Граждане… — начал билетёр, преграждая им дорогу.
Но сразу вслед за этим он вдруг совершил в воздухе красивую, очень длинную дугу и очутился на эстраде, перед самым экраном…
— Чего ты кричал? Чего ты развёл эту дикую панику? — сердито спросил уже на улице Волька у Хоттабыча.
И тот ответил:
— Как же мне было не кричать, когда над тобой нависла страшнейшая из возможных опасностей! Прямо на нас нёсся, изрыгая огонь и смерть, великий шайтан Джирджис ибн Реджмус, внук тётки Икриша!
— Какой там Джирджис! Какая тётка? Самый обычный паровоз!
— Не собирается ли мой юный повелитель учить старого джина Гассан Абдуррахмана ибн Хоттаба, что такое шайтан? — язвительно осведомился Хоттабыч.
И Волька понял: объяснять ему, что такое кино и что такое паровоз, — дело не пяти минут и даже не часа.
Отдышавшись, Хоттабыч смиренно спросил:
— Чего бы тебе хотелось сейчас, о драгоценнейший зрачок моего глаза?
— Будто не знаешь? Избавиться от бороды!
— Увы, — сокрушённо ответствовал старик, — я ещё бессилен выполнить это твоё желание. Но нет ли у тебя какого-нибудь желания? Скажи, и я его в тот же миг исполню.
— Побриться!.. И как можно скорее!
Спустя несколько минут они были в парикмахерской.
Ещё минут через десять усталый мастер высунулся из распахнутых дверей мужского зала и крикнул:
— Очередь!
Тогда из укромного уголка подле самой вешалки вышел и торопливо уселся в кресле мальчик с лицом, закутанным в драгоценную шёлковую ткань.
— Прикажете постричь? — спросил парикмахер, имея в виду причёску мальчика.
— Побрейте меня! — ответил ему сдавленным голосом мальчик и снял шаль, закрывавшую его лицо по самые глаза.
VII. Беспокойный вечер
Хорошо, что Волька не был брюнетом. У Жени Богорада, например, щёки после бритья стали бы отсвечивать синевой. А у Вольки, когда он вышел из парикмахерской, щёки ничем не отличались от щёк всех сверстников.
Шёл уже восьмой час, но ещё было совсем светло и очень жарко.
— Нет ли в вашем благословенном городе лавки, где продают шербет или подобные шербету прохладительные напитки, дабы смогли мы утолить нашу жажду? — спросил Хоттабыч.
— А ведь верно! — подхватил Волька. — Хорошо бы сейчас холодненького лимонаду или крюшону!
Они зашли в первый попавшийся павильон фруктовых и минеральных вод, сели за столик и подозвали официантку.
— Пожалуйста, две бутылки лимонной воды, — сказал Волька.
Официантка кивнула головой и пошла к стойке, но Хоттабыч сердито окликнул её:
— А ну, подойди-ка поближе, недостойная прислужница! Мне не нравится, как ты ответила на приказание моего юного друга и повелителя.
— Хоттабыч, перестань, слышишь! Перестань… — зашептал было Волька.
Но Хоттабыч ласково закрыл ему рот своей сухой ладошкой:
— Не мешай хоть мне вступиться за твоё достоинство, если сам ты, по свойственной тебе мягкости, не выбранил её…
— Ты ничего не понял!.. — не на шутку испугался Волька за официантку. — Хоттабыч, я же тебе русским языком говорю, что…
Но тут он вдруг с ужасом почувствовал, что лишился дара речи. Он хотел броситься между стариком и всё ещё ничего не подозревавшей девушкой, но не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой.
Это Хоттабыч, чтобы Волька ему не мешал в том, что он считал делом своей чести, легонько прищемил большим и указательным пальцами левой руки мочку Волькиного правого уха и тем обрёк его на молчание и полную неподвижность.
— Как ты ответила на приказание моего юного друга? — повторил он, снова обращаясь к официантке.
— Я вас не понимаю, гражданин, — вежливо отвечала ему девушка. — Приказания никакого не было. Была просьба, и я пошла её выполнять. Это во-первых. А во-вторых, у нас не принято «тыкать». У нас принято обращаться к незнакомым людям на «вы». И меня удивляет, что вам это неизвестно, хотя это известно любому культурному советскому человеку.
— Ты что ж, учить меня хочешь? — вскричал Хоттабыч. — На колени! Или я превращу тебя в пыль!..
— Стыдитесь, гражданин! — вмешалась кассирша, наблюдавшая за этой возмутительной сценой, благо посетителей, кроме Вольки с Хоттабычем, в павильоне не было. — Разве можно так хулиганить, тем более в ваши годы!
— На колени! — прорычал вне себя Хоттабыч. — И ты на колени! — указал он перстом на кассиршу. — И ты! — крикнул он второй официантке, спешившей на помощь своей подруге. — Все три немедленно на колени и молите моего юного друга, чтобы он вас помиловал!