Старик
Шрифт:
Иваницкий растянул довольную улыбку на лице и обернулся к коллегам. Из окна с левой стороны автобуса торчал водитель автобуса – Филимонов. Сквозь лобовое стекло Вова увидел старшего оперуполномоченного Гапича. Тот, несомненно, был пьян.
– Привет, пацаны! – крикнул им Иваницкий и радостно помахал рукой. – Вас только за смертью посылать. Шубников уехал только что.
В открытую дверь вышел пьяный Гапич:
– Не может быть. Он нас сам по рации вызвал и транспорт себе затребовал.
– Нет, Стасик! Он точно уехал. У него же сосед хозяин автоколонны. Забыл, что ли? А может, вы попутали чего?
Гапич переглянулся с вывалившимся из маленькой водительской дверки Филимоновым.
– А ты чего здесь делаешь? – подозрительно спросил Гапич. Вопрос был явно с подвохом.
– Да сам не знаю. Шубников меня накануне к себе пригласил. А я только сегодня смог подъехать. Извинялся он передо мной.
– Да иди ты!!! – не смог скрыть своего удивления Гапич.
Все равно матерый опер не поверил ему.
Ситуацию разрядил Филимонов:
– Так это? Значит, нам ехать можно? Так мы поедем, значит?
– Погодь! А он нам точно никакой записки не оставлял? – опять заволновался Гапич.
– Да хватит тебе! Поехали! У тебя своих забот мало? – заторопил опера водитель автобуса. – Ты как хочешь, а я лыжи разворачиваю и давлю педали отсюда, пока чего-нибудь опять не объявилось.
Иваницкий еще минуты две наблюдал перебранку Гапича и Филимонова. Победила дружба. Гапич угостил Филимонова и Володю хорошей мягкой водкой из своей фляжки, после чего они уехали. Иваницкий поймал себя на том, что не может перестать улыбаться. Губы словно судорогой свело.
Спровадив помощников, он вернулся в дом. Наворотить таких делов и главного не сделать – это было совершенно непростительно.
Шубников сидел, прислонившись спиной к большому мешку, набитому чем-то мягким, тряпками, наверное, или шубами. Он уже не корчился и не стонал. О его боли можно было догадаться только по бескровным, плотно сжатым губам и выражению покрасневших глаз со зрачками размером во всю радужку.
Иваницкий присел перед ним на корточки и заглянул бывшему начальнику в глаза. Сколько он сам страдал от этого человека. Вечные оскорбления, унижения, издевательства. Сейчас его враг тоже страдал, страдал очень сильно, искупая свою вину перед Володей. Как он мечтал, что вот так будет сидеть перед Шубниковым и смотреть в его ненавистные глаза, а начальник – страдать. Только ожидаемого облегчения и удовольствия он не испытывал. Из придуманной им картинки выбивалось одно. Шубников смотрел на него без тени страха и раскаяния. Он не будет его умолять о прощении и пощаде.
– Чего тебе, урод? – с ненавистью в голосе сказал Шубников. – Давай добивай. Или помучить еще хочешь? А чего ручки-то трясутся?
Шубников заулыбался и начал противно хихикать.
Руки у Володи действительно предательски мелко дрожали. Он себя ненавидел. Получалось, что он боится своей жертвы. Он вскочил и выхватил свой табельный «макаров». Но стрелять не стал. В последний момент хихикающий Шубников закашлялся. Гримаса дикой боли исказила его лицо. Хихиканье превратилось в тяжелый стон.
Иваницкий сразу успокоился. Он хочет, чтобы Вова убил его быстро. Нет уж. Пусть гад напоследок помучается.
Володя торопливым шагом пошел прочь из дома врага. Сзади доносился мат и оскорбления. Все-таки поговорить с Шубниковым у него не получилось.
Иваницкий с остервенением захлопнул дверь своего джипа и рванул с места так, как будто за ним черти гнались.
Он по-другому представлял себе этот разговор. Он убил двух женщин, серьезно ранил Шубникова, но морального удовлетворения не получил. Обида не ушла. Даже от страданий врага ему не стало легче. Его обманули. Его поимели, как последнего лоха. Шубников опять оказался на коне и трахал этим конем Вову-неудачника. Вова орал и матерился, он на ходу сносил попадающиеся бродячие трупы и какие-то скамейки. Он был в бешенстве. Он все ездил и ездил. Стрелка уровня топлива сползла вниз, и загорелась красная лампочка, предупреждая о том, что солярка скоро закончится.
Истерика прекратилась, когда он на всем ходу врезался в стоящую поперек дороги машину. Легонькую старую «ладу-шестерку» он смял буквально в гармошку. Пристегнут он не был, поэтому подушки не сработали. Сильный удар о руль выбил воздух из его груди. Из-под капота машины повалил пар. До этого Иваницкий колесил не разбирая дороги. Ему хотелось все крушить и всех убивать. Пусть им тоже будет больно, как ему.
– Нет! – сказал он вслух. – Дешево отделаться хочешь! Я последнее слово за собой оставлю.
Володя сдал машину назад, резко вывернул баранку и полетел на всей возможной скорости обратно к дому Шубникова. Машина дребезжала и свистела, из-под капота валил пар, но Вова гнал машину, боясь, что она встанет до того, как он успеет доехать до обиталища своего врага.
Подъехав к воротам, он судорожно стал искать ключ, которым закрыл калитку, но мелкий ублюдок бесследно испарился. Тогда Иваницкий залез на капот, а потом на крышу джипа.
Его несказанно порадовала картинка по ту строну забора. Раненый Шубников был еще жив, и не просто жив: он сидел в машине. Иваницкий представил, чего ему это стоило – доковылять или доползти с простреленным коленом до машины и открыть простреленными ладонями дверь. Но вся соль картины заключалась в следующем. Вокруг машины ходила его жена и охотилась на своего запершегося супруга. Причем ходила она очень даже бойко. Шубников высунулся в люк на крыше и задыхающимся голосом захрипел что есть мочи:
– Вова, миленький! Забери меня отсюда. Убей эту суку. Я для тебя все что хочешь. Прости меня. Я тебя на место хотел поставить. Прости, только вытащи отсюда. У меня золото есть.
– На хрен мне твое золото не нужно, – пробормотал Вова.
Иваницкий снял с плеча автомат и пробил у паджерика оба передних колеса и капот в нескольких местах. Он не помнил, где у джипа аккумулятор. А то еще вдруг Шубников машину зубами заведет и уехать попытается.
Теперь было все в порядке. Все так, как он и задумывал, только в сто раз лучше. Он победил. Нервное напряжение отпускало. У Володи закружилась голова, и он чуть не упал. Он встал на четвереньки и опорожнил содержимое желудка прямо на крышу джипа.
Иваницкий с наслаждением слушал слабеющие и срывающиеся крики своего врага, пока добывал новое авто и перегружал оружие, припасы и одежду из одной машины в другую.
Вопрос с новым транспортным средством решился просто. Иваницкий джипом выломал дверь гаража Шубникова. Благо ворота выходили на улицу. Там он нашел резвую новенькую «БМВ-трешку» и вальяжный джип Volvo. Остановил он свой выбор на интеллигентном европейском джипе. Перегрузившись в новую машину, тронулся в путь.
Путь его продлился недолго. На его иномарку напали по дороге. Володя попал в засаду, организованную по канонам традиционного искусства романтиков с большой дороги. Прямо перед ним упало здоровенное бревно, а сзади его подпер мощный «зилок». Иваницкого спасло чудо. Он в последний момент успел вывернуть руль направо и скатиться в кювет. Машина чуть не перевернулась, но набранная скорость и весомая инерция машины помогли проскочить ему через придорожную канаву сразу в лес. Далеко он не уехал: выстрелами пробили оба задних колеса. Он ломился сквозь заросли осинника и кусты до тех пор, пока не завяз. Выскочив из застрявшей машины, кинулся куда глаза глядят. Иваницкий понимал, что не сможет уйти от преследования. Добежав до разбитой гравийной дороги, он спрятался в узкую вонючую дренажную трубу, проложенную под дорожным полотном. Володя оказался прав: преследователи настигли его через минуту, но найти не смогли. Однако им досталась хорошая добыча в виде набитого оружием джипа.