Старое пианино
Шрифт:
Над костром уже закипал котелок, куда сложили нарезанную кусками щуку и нескольких окуней. Ярик пребывал в отличном настроении: поймал щуку на блесну. Для самолюбия горожанина щука была вполне приличная — тянула килограмма на два, а то и больше.
Мужчины взбодрились в предвкушении ухи, расставили складные столы и стулья, из багажника машины извлекли пакеты с посудой и разной снедью. Неподалеку на отмели охлаждались бутылки с напитками.
— Ну как, Макс, искупнемся перед обедом? — предложил Ярослав. — Заострим аппетит.
— У меня и так уже слюнки текут, — признался тот.
— Во,
Оказалось, что нарушили: в заповеднике запрещалось разводить костры. Как сказал инспектор, правила писаны для всех на деревянных дощечках, прибитых к столбам.
— И что, ты нас теперь оштрафуешь? — осведомился Ярик.
Госинспектор мало походил на блюстителя закона: молодой, по всей видимости — неопытный, изо всех сил старался держаться уверенно, заученные фразы произносил с серьезным, почти торжественным лицом. Это был худой, белобрысый паренек с неярким румянцем на щеках и мелкими веснушками, в оптических очках, что окончательно не вязалось с обликом лесничего.
— На первый раз ограничимся предупреждением, но костер придется загасить, — проговорил он как можно строже.
Тут Ярик пустил в ход все свое профессиональное обаяние, так как до готовности ушицы оставалось всего ничего, рискнул даже предложить денежное вознаграждение за добросердечное терпение на каких-нибудь пятнадцать минут. От взятки неподкупный лесничий отказался, но против дружеского предложения разделить трапезу не устоял. Запах ухи и вид увесистой бутыли оказались действеннее хитрого красноречия или шуршания купюр.
Не прошло и получаса, как веселая компания расположилась за двумя сдвинутыми столами.
— А что, Вася, давно в лесничестве работаешь? — расспрашивал Ярослав инспектора, подливая водку в пластмассовые стаканчики. — На такой работе небось не разживешься. Понятно — романтика, красота, зверушки всякие… Только одной романтикой сыт не будешь. Верно я говорю?
— Верно, — с готовностью кивал пьяненький уже Василий. Теперь с его простодушного лица не сходила блаженная улыбка. — Все ты верно говоришь, дружище. Денег здесь не заработаешь. Я в заповедник за другим пришел. И не ошибся, не подвела меня интуиция. Я ведь не простой служака, а натуралист, если хотите знать. — Он подался к собеседникам и понизил голос: — Слушайте, братцы, что я вам по секрету скажу: есть в здешнем лесу кое-что особенное, помимо романтики…только тсс… — он приложил палец к губам, озираясь по сторонам с пьяной опасливостью, — расскажете кому — засмеют. Нас здесь инспекторов пять человек, у каждого свой участок, и все знают про это «особенное». Только мы сговорились помалкивать. Неохота прослыть кандидатом в психушку. Потому как люди не дойдут своими штампованными мозгами, что именно лес может открыть сокровенное. Здесь квинтэссенция природных сил, здесь они проявляются и даже обретают зримый облик, и чтобы понять это, надо вот так, как я, определенное время пожить в лесу.
Он откинулся на спинку стула и с довольным видом оглядел слушателей.
Взгляд
Раздумья напомнили ему вчерашний странный эпизод в парке.
— Вася, ты слышал такое название: Дарьины ключи?
Василий, хоть и был в изрядном подпитии, среагировал мгновенно: как-то болезненно передернулся, у него выплеснулась водка из стакана, улыбка сползла с губ, на лице проступило смешанное выражение беспокойства и растерянности. Он поставил стакан на стол и погрузил в него взгляд, как бы собираясь с мыслями.
— В сущности, вы приезжие, чужие в наших краях, — заключил он, — не надо вам втягиваться в то, что здесь творится. Натерпитесь страху только. Ведь как люди неведомое воспринимают: что непонятно — то пугающе. А что пугает, вызывает защитную агрессию… Кто вам сказал про Дарьины ключи?
— Да старикан один психованный, — хмыкнул Ярик. — Пристал к Максу на бульваре, о помощи какой-то гундозил. Явно не в себе.
— Вас просил о помощи?.. Ну да, вы же пианист, это понятно, — пробормотал Василий и снова задумался.
— Слышь, очкарик, что ты там бурчишь себе под нос? — фамильярно хохотнул Ярослав. — Раз пианист, то, стало быть, любой приставала в порядке вещей?
— Пианист… — медленно повторил Василий, — он тоже был пианистом, знаменитым, причем. Неужели не узнали, Максим Евгеньевич? Это ведь Веренский, забыли, что ли?
— Веренский?! — поразился Максим. — Этот страшный, изможденный старик — Веренский?! Подумать только. Какая ужасная перемена! Я никогда не был поклонником его таланта, но буквально пять лет назад он был повсеместно известен, как признанный виртуоз и один из лучших исполнителей Шопена. Потом внезапно исчез с концертной арены. Что с ним случилось? Хотя, после вчерашней встречи, могу предположить, что бедняга лишился рассудка. Вид у него поистине безумный.
— Напрасно, Максим Евгеньевич, напрасно вы сделали такой вывод. Психически Веренский здоров. Подкосили его несчастья: одну за другой он потерял жену и дочь. Конечно, выслушав его «бредни», каждый утвердится в мнении, что старик спятил, хотя и не старик он вовсе, по моим подсчетам ему нет и пятидесяти.
А знаете, пожалуй, я со своей стороны попрошу вас сходить в Дарьины ключи. Веренский верно рассчитал, возможно, вы единственный, кто может ему помочь. Я вас провожу, вот только сосну чуток на травке. Глаза слипаются, сил нет. — У Василия и вправду опускались веки, его качало на стуле, а речь все больше походила на невнятное бормотание: — Развезло от вашей водочки. Я вообще-то редко пью…не какой-нибудь пьяница бездонный… а тут не сдержался: уха из свежатины, да знатная компания… не то что госинспектор — богомолец станет грешником…