Старое предание (Роман из жизни IX века)
Шрифт:
В порыве гнева Доман приказал было его повесить.
Зносек с воплем пал перед ним ниц, моля о пощаде. Яруха не стала за него заступаться и только подтвердила, что пришёл он сюда из-за своей раны на голове.
Челядь с большой охотой готовилась исполнить приказание своего господина и уже взялась за верёвку, чтобы, как большой жёлудь, повесить Зносека на дубе, но Доман, смягчённый слезами карлика, сжалился и велел прогнать его со двора, натравив на него собак. Его выпроводили за дверь, свистнули собак; карлик во весь дух пробежал двор и, истерзанный, израненный, с трудом спасся от своры бросившихся за ним гончих, ловко вскочив на забор. Один из псов вцепился зубами ему в ногу, повис на ней и, вырвав клок мяса, свалился наземь. И все же Зносек перескочил через забор
Яруха уже спокойно сидела у огня и, может быть, даже сожалела, что его не повесили, потому что из висельников в ту пору извлекали всевозможные целебные и колдовские снадобья, которые ей очень бы пригодились. Доман не осудил знахарку за то, что она пожалела карлу, и она осталась у его очага.
Зносек долго стонал, грозя кулаками в сторону дома и проклиная его хозяина. Он дал себе слово, хотя бы ценой жизни, отомстить Доману, а сделать это княжьему доносчику было легко. Уже светало, когда он, перевязав ногу, потащился в лес, чтобы его снова не схватили, но поминутно оборачивался к дому, потрясая кулаками.
XIV
Посреди озера Ледницы высился священный остров, куда издалека — с Одера, с Лабы и даже Вислы — приходили с жертвами пилигримы за советом и ворожбой.
В ту пору на славянских землях насчитывалось немного таких храмов. У ранов на острове стоял храм Святовида [44] , у редаров [45] — второй, у сербов на Лабе храм Триглава [46] — третий, в Старограде в лесу поклонялись Провэ [47] . В них стекались на большие праздники и в торжественные дни разные племена, из дальних стран собирались люди, говорившие на одном языке, хотя и на различных наречиях, и у храмов держали совет и сообща принимали меры для защиты от общего врага.
44
Святовид — четырехглавое божество прибалтийских славян. Храм Святовида помещался на мысе Аркона на острове Ругии.
45
Редары, ратари — одно из прибалтийских славянских племён.
46
Триглав — трехголовое божество племени поморяи. Храмы его помещались в Щецине и Волине.
47
Провэ — божество прибалтийских славян. Соответствует Перуну восточных славян и Перкуну древних литовцев.
На острове посреди Ледницы стоял храм Нии, где и хотела Дива укрыться от мщения и провести остаток жизни, охраняя священный огонь.
На третий день блеснуло широко разлившееся озеро, и путники приветствовали светлые воды его поклоном, ибо и озеро, так же как остров, было священно.
Остров, на котором в ту пору зеленели рощи, тоже был виден издали. Храм притаился среди густых зарослей, которые, казалось, сплошь покрывали остров. На берегу на некогда вбитых в озеро сваях стояли убогие рыбачьи хижины. Возле них сонно покачивались на волнах привязанные к сваям челны. Рыбаки, обитавшие в этих хижинах, перевозили на остров пилигримов.
Предание гласило, что хижины этих бедных людей стояли тут испокон веков, что некогда тут их было великое множество, и сваи загораживали большую часть озера, а на мостках над ними когда-то был многолюдный и богатый посёлок. Но со временем сваи погнили, хижины рухнули в воду, а люди, перебравшись на сушу, рассеялись. Теперь тут осталось лишь несколько почерневших, покосившихся и прокопчённых избушек, в которых жили рыбаки и перевозчики.
На мостках возле хижин Дива простилась со своими спутниками, тут она уже была в безопасности и могла идти одна, куда вела её судьба. Ей не нужны были ни друзья,
— Будь здоров, Самбор, — сказала Дива, — будь счастлив… Передай от меня поклон милой моей сестре, братьям, всем… даже птицам, что летают вокруг нашего дома.
Из хижины на мостках, которые прогибались при ходьбе по ним, вышел сгорбленный старик с веслом в трясущихся руках. Он молча спустился к чёлну, вскочил в него, отвязал и стал ждать. Дива села, он отчалил от берега, и чёлн понёсся по спокойной воде. Провожавшие стояли на берегу и смотрели ей вслед, старая няня плакала, бросившись на землю. Дива махала платком. Белые птицы кружились над её головой и жалобно кричали, словно понимая, что она прощалась с родным своим миром.
Чёлн уносился вдаль. Уже не видно было её лица, только белела сорочка, потом она превратилась в белое пятнышко, потом остров и деревья закрыли чёлн, и он исчез. Неожиданно лодка уткнулась в берег и дрогнула, старик выскочил и придержал её. Из воды выступало несколько камней, девушка сошла на берег.
На острове было тихо-тихо… только тысячи соловьёв наперебой заливались в кустах. В ивняке и ольшанике вились скрытые тропки, протоптанные людьми.
Дива шла медленно, она не торопилась, зная, что придёт, куда ей суждено.
Вдруг посреди чащи открылась зелёная лужайка. В торжественном молчании здесь сидели кучками люди, подкрепляясь тем, что принесли с собой в кузовках и лукошках.
По окраске и покрою одежды видно было, что люди эти пришли сюда из разных стран. Тут были отличавшиеся одеждой и наречием, но родственные по языку, полабские сербы, вильки и редары, были далеминцы, укры, лэнчане, были дулебы, бужане с Буга и древляне [48] из Дрозданьских лесов, здешние поляне, лужичане с Варты и Одера, даже хорваты и иные бесчисленные в ту пору племена, которые носили разные названия, хотя принадлежали к одному разветвлённому роду. Поистине, величественное зрелище являли эти толпы, столь различные по внешности и обычаям, которые хоть и не знали, но понимали друг друга и чувствовали себя близкими.
48
Далеминцы (гломачи) — одно из полабских славянских племён, жившее на территории нынешней Саксонии. Укры, древляне — прибалтийские славянские племена. Лэнчане, бужане — мелкие польские племена, жившие по рекам Бзуре и Бугу.
Они не сразу сходились и осторожно присматривались друг к другу, но обронённое слово или обрывок песни понемногу сближали их. Серые, чёрные, коричневые и белые сермяги, свиты и епанчи, опоясанные красными, зелёными, чёрными и белыми кушаками, отличали разные племена. Оружие тоже было у них неодинаковое. Племена, жившие на Влтаве и Лабе, ближе к немцам, уже многое заимствовали у них; те, что расселились на Висле и глубже, имели более дикий вид. У пришельцев с Балтики (белого славянского моря) было много заморской утвари, которую им привозили корабли из далёких стран.
Дива прошла между кучками пилигримов, провожавших её любопытными взглядами. Храм, укрытый зелёными кущами, отсюда ещё не был виден. Посреди густых зарослей она наткнулась на первую огородь храма. Это были огромные глыбы, не тронутые человеческой рукой, такие, какими родила их земля или принесло море и какими их сделали века; они стояли одна близ другой, на равном расстоянии, словно стражи, обращённые в камни. Насколько хватал глаз, направо и налево тянулась кругом эта заповедная шеренга.
На одном из камней сидела, облокотившись, женщина в белом. Она была уже стара, и волосы её, рассыпавшиеся по плечам, серебрились под девичьим венком из руты. В руках она держала белую палку с неоструганной ленточкой коры, которая обвивала её, как уж. Одета ока была по-деревенски, в белую чистую рубаху с блестящими застёжками. Её увядшее морщинистое лицо отражало спокойствие сонливого существования, было в нём что-то наполовину умершее, безразличное и к смерти и к собственной участи.