Старое русло
Шрифт:
И все же он воспрянул духом. Еще немного усилий, и он выберется из этой могилы!
Алибек заработал быстро — как собака, лапами роющая яму. Песок прекратил наступление. Алибек уже мог протиснуться туловищем в отверстие, а света все-таки не было видно. Он продолжал копать, отбрасывая песок, рыл прямо перед собой и вверху, но над головой по-прежнему была темнота. Вдруг пальцы его задели что-то твердое, как железо. Он ощупывал, очищал от песка это твердое и не мог понять откуда взялось оно. Что-то огромное, тяжелое лежало сверху, наглухо загородив выход. Задыхаясь и плача от досады, Алибек царапал ногтями эту неожиданную преграду, пытался сдвинуть, упираясь ладонями, снова хватался за нее ногтями и готов был грызть зубами, если бы смог дотянуться. Ему удалось отломить небольшой кусочек с острыми краями. Ощупав его. Алибек не сразу понял, что это, и взял на зуб.
Это был обломок кирпича.
«Так вот что наверху — кирпичная стена! Вот что означал тяжелый грохот, когда я сунулся к выходу, — смерч повалил стену, она рухнула целиком, осыпала песок и загородила выход!» — догадался Алибек, и руки его опустились вдоль туловища. Он устало прислонился к стене, но голова кружилась, и пришлось лечь на песок.
Он лежал долго, чувствуя, как бьется, надрываясь, сердце, как смрадом несет из подземелья и удушье забивает легкие. «Неужели это конец? У меня нет сил, чтобы пробить эту каменную стену, я задыхаюсь…».
Он стал на колени. Если бы он мог взглянуть на свое лицо, то ужаснулся бы. Глаза были красными, на запыленных щеках темнели борозды, проложенные каплями стекающего пота, — казалось, лицо исполосовано шрамами.
— Люди, друзья! — хрипло вырвалось у него. — Помогите! Я пропадаю. Не дайте погибнуть. Неужели никто не услышит меня? Помоги-ите-е!
Обезумев, он открывал рот и думал, что кричит, но у него получались только стоны и хрип.
Вдруг ему показалось, что кто-то откликнулся, чей-то очень знакомый голос сказал: «Алибек!» Он вздрогнул и, будто очнувшись от тяжелого сна, повел глазами из стороны в сторону.
Но кругом была все та же без просвета темнота и могильная тишина. Даже змеи успокоились — не слышно было их злобного шипения.
«Я, кажется, схожу с ума, — слабо подумал Алибек. Здесь моя смерть. Я придавлен каменной стеной, как могильной плитой. Выхода нет. Света нет — темнота. Хоть бы еще одна спичка! Взглянуть последний раз вокруг… Нет ни единой спички, и коробок брошен вниз. Но ведь я хотел бросить его и тогда, когда в нем была последняя спичка. Не надо терять надежду. Собрать последние силы… Я слышал голос. Чей же это голос: знакомый, тонкий, нежный… Это ее голос. Это Лина сказала: «Алибек!» Но это мне почудилось: она не знает, что я здесь, как в могиле… Неужели я не увижу ее больше? А я ведь хочу ее видеть, очень хочу, и она об этом знает. Неужели не скажу ей больше: «Цветок пустыни», не дотронусь пальцами до ее руки. Какая она хорошая, какие волосы, глаза!..»
Он приподнялся, и еще больше расширив в темноте глаза, прошептал:
— Я хочу видеть тебя, Лина, и потом — хоть умереть. Но это невозможно: ты далеко и ничего не знаешь обо мне… Но все равно я вижу тебя, представляю, как живую. Лина, смотри на меня!
Он напряг все силы воображения. Ему, как жизни, хотелось, чтобы она оказалась рядом и протянула руку, чтобы дотронуться до этой руки с нежной, как атлас, кожей.
И он увидел ее, но не такой, какой хотел видеть. Лина сидела на верблюде и, повернув голову, смеялась и подзадоривала: «Прыгните!» И опять смеялась, но с укором: «Не можете!»
И он чувствовал, что лежит, как скованный, лишенный, сил. Она еще говорила что-то, губы ее шевелились, но слов не доносилось — это было, как в кино, когда пропадает звук. Но и по одному движению губ Алибек понял, что она говорила: «Попробуйте-ка прикоснитесь! Не сможете…» И ясные глаза ее улыбались из темноты.
— Смогу! — Алибек стукнул кулаком по песку, и видение исчезло. Тяжело поднявшись, он уперся руками в верх отверстия, выгнутого луком и, раскачиваясь, прохрипел в темноту перед собой как заклинание. — Не умру здесь, не умру! Найду силы, чтобы увидеть ее… Буду выламывать эти кирпичи один за другим. Наступит же когда-нибудь конец!..
И сначала медленно, потом все больше ожесточаясь, он стал колотить руками в опрокинувшуюся над головой стену, царапать ее ногтями. Кирпичи не поддавались, но вот отделился один, отломился другой… Руки его стали липкими от крови, но боли не чувствовалось.
«Не раздавил ли я змею?»— подумал он, принимаясь за очередной кирпич и расшатывая его.
Работать стоя, с поднятыми руками, было трудно, но он не садился, отдыхал прислонившись к стене, и снова, обливаясь потом и слезами, исступленно кидался на камни, скреб их, ломал ногти, кровянил пальцы.
— Пусть умру, но под солнцем, чем в этом подземелье, — хрипел Алибек.
Он уже глубоко расковырял стену, но света не было. И вот отвалились сразу два сцепившиеся кирпича; падая, они сильно задели щеку. Алибек вскрикнул, но не от боли — сверху хлынул солнечный свет. Алибек закрыл глаза и долго не решался открыть снова.
«Неужели это свет? — думал он, прислонившись к стене. — Не обманывает ли меня зрение?..»
Свет проникал даже сквозь веки — они были розоватыми, легкие жадно вдыхали свежий воздух.
Алибек приоткрыл глаза. Небо было светло-голубое, солнце стояло в зените.
— Не вечер и не ночь, а день, — прошептал он. — Как хорошо, что надо мной солнце! Сколько же времени я пробыл в этом страшном подвале, будь он проклят!
Счастливые дни
— Алибек, я буду возле вас за сестру милосердия — так распорядился начальник экспедиции. Я кончила курсы медсестер, и меня назначили на эту должность. Я буду кормить вас с ложечки, как малое дитя. Вы, конечно, не дитя, но руки у вас забинтованы и поэтому вы не в состоянии держать ложку.
— Я согласен, Лина.
— Я буду рассказывать все новости нашей лагерной жизни, а вы должны слушать, молчать и есть — больше от вас ничего не требуется.
— На все согласен. Слушаю и молчу.
— Говорят, за несчастьем следует счастье, за ненастьем…
— Настье…
— Такого слова нет в русском языке. Молчите! За ненастьем следует хорошая погода. Со вчерашнего дня, как вы пришли в лагерь… Нет, вы не пришли, а прибрели, притащились. Если бы вы могли видеть тогда себя! Я подумала, что вы побывали в лапах у тигра. Я первая увидела вас.