Старое русло
Шрифт:
Алибек поспешил к Стольникову. От машин он легко нашел правильное направление и все же идти было трудно. Не было видно привычных глазу палаток, от лагеря не осталось и следа, чистый песок засыпал житейский сор.
Он увидел Стольникова под берегом русла, тут было сравнительно тихо. Лежали завернутые в одеяла, кошмы, просто в фуфайки археологические находки. На одном из таких узлов сидел, сгорбившись, профессор, без очков, глаза его слезились, он то и дело притрагивался к ним платком. Стольников выглядел растерянным, беспомощным и потому казался неузнаваемым.
Рядом стоял Григорий Петрович, что-то говорил, но, профессор, казалось, не слушал. Заметив Алибека, он спросил:
— Где Лина?
— Я отвел ее в машину, Николай Викентьевич.
— Все ли здесь, Григорий Петрович? Проверьте, пожалуйста.
— Все, за исключением жернова.
— Ну эту тяжесть ветер не унесет…
— Стойте! — испуганно закричал Григорий Петрович. — А где железный ящик? Где ваш сейф, Николай Викентьевич, с документами экспедиции, с золотом? Его нет здесь и не было видно там…
Стольников тер слезящиеся глаза.
— Нет? Разве? Не может быть, — бормотал он. — Надо искать, найти. Надо было в первую очередь… Я, когда потеряю очки, становлюсь как младенец, плохо соображаю… Надо искать, Григорий Петрович. Где Дмитрич? Алибек! Надо искать! — повторил он строго, как приказ. — Беда с глазами. Я слышал, как раздавил очки собственной ногой. Что я буду делать без очков? Без них я как стопроцентный инвалид… Завтра надо ехать в город.
Григорий Петрович, Алибек и Дмитрич пошли искать железный ящик. Трудно было сейчас найти что-либо в лагере. Тьма еще больше сгустилась, в воздухе носилось столько песка, что, протянув руку, можно набрать его полную горсть. Под ногами — сплошное рыхлое, сыпучее море. Невозможно было даже определить место, где стояла профессорская палатка. Решили ждать, когда стихнет буря, чтобы начать поиски при свете.
Буря утихла к концу дня. Ветер постепенно ослаб, небо прояснилось. Показалось солнце, скользящее к закату.
Неузнаваемым стало место, где был лагерь. Там, где высились пирамидальные палатки, теперь желтели конусы барханов. В русле была первозданная чистота, не валялись обрывки бумаги, банки из-под консервов, картофельная шелуха — все это было похоронено, засыпано песком. Темнели только кузова автомашин, глубоко колесами сидевшие в песке.
Люди стали разыскивать пропавшие вещи. Большей частью они нашлись. Буря не могла их выбросить из русла, их прибило к крутому западному берегу.
Палатки устанавливали не на прежнем месте, а немного выше по руслу, где не намело песчаных барханов.
До наступления темноты палатки были натянуты, археологический материал перенесен в профессорскую палатку, которую теперь предусмотрительно поставили под самым обрывом. Отрыли колодец. Задымилась кухня. Жизнь входила в нормальную колею.
И только одна вещь не отыскивалась — железный ящик с золотом и деловыми бумагами. Бригадир и Григорий Петрович, еще несколько рабочих, кажется, перекопали всю землю там, где стояла профессорская палатка, но сейф не находился. Алибек с больными руками не мог работать лопатой, он бродил, взрыхляя песок и прощупывая его сапогами, в надежде, что случайно наткнется на ящик.
Уже стемнело. Алибек, бродя в разных направлениях, все дальше отходил от Дмитрича и Григория Петровича — они, нагнувшись, работали лопатами. Ноги утопали в песке, наплывая, он сдавливал икры ног. Алибек разбрасывал песок сапогами, медленно шел дальше. Кажется, Дмитрич и Григорий Петрович ищут не там; профессорская палатка стояла ближе к берегу, вот здесь… Алибек шаг за шагом прощупывал ногами песок, он был рыхлый, податливый. Но вот носок сапога ударился обо что-то твердое, стало больно пальцам.
«Нашел! — Алибек посмотрел в сторону, где копались Григорий Петрович с бригадиром, — их фигуры скрывались в темноте. — А может быть, это не ящик, а жернов?»
Он стал раскидывать ногами песок и скоро нащупал железный угол.
«Ящик, конечно… В нем пуд золота. Тяжелый…»
В эту минуту он совсем забыл о сокровищах, которые таились в подземелье и ждали его.
Стольников сидел у себя в палатке не в силах уснуть и ждал вестей о сейфе. Лина после пережитых волнений тоже не думала об отдыхе, она, как могла, успокаивала отца, говоря, что ящик найдется. Николай Викентьевич тоже знал, что ящик все-таки не иголка, в нем веса около двух пудов, и все же иногда возникала мысль: «Неужели нашелся такой, что оттащил в суматохе ящик, припрятал, чтобы потом выкрасть золото?» И, злясь на себя, гнал эту мысль.
Прошел еще час — ящика все не было. Выйдя из палатки, Стольников, подслеповато моргая глазами, смотрел в темноту. Он не выпускал из руки края палатки, боясь отойти от нее и заблудиться. Потом вернулся, сел и принялся ждать. Наконец, в палатку влез согнувшийся под тяжестью Дмитрич и, кряхтя, свалил ящик с плеча на землю.
— Вот он, язви его, в целости. Тяжелый, дьявол… Второй раз, Миколай Викентьевич, откапываю его, это золото. Алибек сапогом его нащупал, ну, а поднять — где уж ему! И крикнул мне. Я подошел и откопал.
— Спасибо, Дмитрич, — улыбнулся Стольников. — Благодарность и премия обоим. — А вот жернов-то до сих пор не нашли, — снова забеспокоился Стольников.
— Найдем, Миколай Викентьевич, не сумлевайтесь. Один найду. Утром притащу этот жернов, язви его, — сказал, уходя, Дмитрич.
Стольников стал наконец укладываться отдыхать.
А Лине, несмотря на тяжелый день, полный тревог и оглушительного рева бури, вдруг расхотелось спать. Она встала и вышла из палатки.
Небо было чистым. Искрились звезды, медным откованным диском взошла луна. Лагерь затих. Египетскими пирамидами стояли палатки в русле; освещенные грани их белели, теневые — густо чернели.
«Почему не пришел Алибек? — думала Лина. — Пришел бы просто так, с Дмитричем… Нет, не захотел. Что это — скромность, гордость, самолюбие?»
И невольно вспомнилась первая встреча. Потом путешествие сюда. Затем — разговор, когда Алибек лежал с забинтованными руками.
В эту ночь зрело в ней неясное чувство, тревожа сердце и рождая мысли, еще не вполне осознанные, — такие, что еще никогда не посещали ее голову.