Старомодная манера ухаживать
Шрифт:
— Давай. Скажи, насколько у тебя с Марией серьезно?
Тишина длилась ровно три с половиной секунды, я сосчитал, у меня внутренние часы работают. Я растерялся, надо было выиграть время. Я не знал, что ответить. И что вообще принято говорить в таких случаях. И потому пробормотал только:
— Я думаю, ты знаешь…
— Знаю, она мне сказала.
Несколько недель спустя Мария позвонила мне и спросила, куда я пропал, почему не появляюсь. Так что я опять пришел к ней. Решение есть решение, а маленькая ножка есть маленькая ножка, маленькая ножка как повод в миллион раз сильнее любого решения, она способна
Потом все развивалось точно таким же образом. Каждый раз, уходя от Марии, я клялся, что это в последний раз, и каждый раз после звонка мчался к ней, потому что это было сильнее меня. Кроме того, теперь, думая обо всем этом, прихожу к выводу, что со временем у человека начинают развиваться худшие черты, например безоглядность и эгоизм, которых, казалось, прежде не было. Тем не менее, когда они проявляются, ты сначала подавляешь их, делаешь все, чтобы их изжить, но поскольку это невозможно, так как худшие черты изобретены дьяволом и весьма активны, то постепенно ты отдаешься им, даже хуже — начинаешь ими наслаждаться, как я наслаждался Марией, не думая о том, что это может причинить боль моему приятелю. Я не смог бы (не умею) логически доказать, но убежден, что это именно так: боль невыносима и невыразима… Ничего он не сказал мне, кроме того, что знает… А что он, черт побери, мог бы еще сказать? Боль требует от нас полной отдачи… И он, пока я бывал у Марии, где-то болтался, я же тонул в ней, испытывая от этого жуткие угрызения совести. Это был грех, достойный того, чтобы его искупил мой тезка, архангел. Только он смог бы это сделать, он знает, что страсть сильнее греха.
И я думаю, что Бог это понимает, потому он и ставит боль рядом со страстью.
Для меня не играло никакой роли то, что мой приятель делает кому-то то же самое, что я ему, или что кто-то делал то же самое мне, так что я в глубочайшем отчаянии и с глубочайшей страстью продолжал, переступая через самого себя, бросаться в объятия, которые стали для меня так важны. Погибая в этом священнодействе, мы по крайней мере на мгновение освобождаемся от мысли о том, что смертны; и я стремился как можно скорее увидеть ее ножки и, м-да, ее груди, о них особый разговор. Да, я уже говорил вам, это ежеминутно случается с сотнями тысяч мужчин, это желание как можно скорее увидеть груди, и каждый из них думает, что увидит нечто особенное, но я могу поклясться, что груди Марии были чем-то особенным, именно потому, что — я смотрел на них… Молочная Мария.
(…)
И теперь, после всего.
Сижу здесь, в комнате, жду, пока позовут, еще не привыкший к своей будущей роли. День жаркий и душный, и так месяцами напролет — раскаленный бетон, воздух, перенасыщенный испарениями. И вдруг боль вроде бы прекратилась, словно утонула в какой-то молчаливой бездне, и во мне возникает радость от того, что жизнь продолжается, что я дышу и мыслю, все равно о чем, хотя бы о том, что имел жену своего приятеля. Где-то раздается гром. Небо потихоньку затягивают облака, и поднимается ветер, я смотрю, как перед моим домом воздушный вихрь закручивает пыль и мусор. На землю падают тяжелые, крупные капли, вслед за ними разверзаются небеса, и зловещие тучи, словно в Судный день, обрушиваются на Новый Белград.
Не зря говорит Боб Дилан: все унесет ветер.
Я знаю, как закончится моя история, которую я должен был рассказать. Примерно через полчаса, когда опять засверкает солнце, потому что так всегда бывает после грозы в этом суицидном городе, я распахну окна и буду уставшими легкими вдыхать свежесть.
Прозаик, критик, литературовед, доктор филологических наук, профессор Белградского университета, обладатель национальных и международных премий Михайло Пантич (р. 1957) дебютировал в начале 1980-х. Автор около 50 книг: литературоведческих и критических работ, эссе, а также сборников рассказов, неизменно пользующихся популярностью у читателей.
«Главная отличительная черта современного сербского рассказа в том, что этот жанр сумел избавиться от навязываемых ему требований времени, оставаясь таким, каким и должен быть по своей сути: искусством мечты и свидетельством понимания и широкого переосмысления жизни — что бы в данном случае ни означало само слово жизнь».
Михайло Пантич
Центр книги Рудомино
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
notes
Примечания
1
Отсылка к стихотворению Григора Витеза (1911–1966) «Если б деревья ходили».
2
На улице Теодора Драйзера в Белграде находится наркологический диспансер.
3
«Листья осыпают Лиссабон» — студийный альбом сербской панк-рок группы «Электрический оргазм» (1982).
4
Название романа Бошко Петровича (1957).
5
Взгляд в прошлое; ретроспекция (англ.).
6
Название жвачки (англ.).