Староста турслета
Шрифт:
– Ко мне, конечно, не пойдешь? – брякнул вдруг Ростислав, рассчитывая отделаться от незваной ухажерки.
– Пойду, - задорно сказала девушка.
– Но более чем на одну ночь не рассчитывай.
– Глупо на что-то рассчитывать, даже не познакомившись толком, - рассмеялась девушка.
– Вот как? А то, что спать будем вместе, тебя не смущает?
– А я уже не девушка, - с каким-то вызовом ответила она…
Когда Ростислав проснулся утром, девушка уже хлопотала на кухне. Он вылез из постели, оделся,
– Садись, позавтракаем, - с улыбкой сказала она ему.
– Родители тебя с собаками еще не ищут?
– Нет, - рассмеялась девушка. – Подруга наврала моим предкам я, что к ней поехала. А телефона у подруги нет.
– И часто ты так?
– Впервые. Поспорили с Ленкой, что я тебя растормошу.
– Выпороть бы тебя за такие шуточки, - буркнул Ростислав.
– А это в следующий раз, - рассмеялась девушка. – Я побежала.
Поцеловала его и выпорхнула из квартиры. Пока Ростислав соображал, что к чему, ее и след простыл. Выбежал из подъезда, туда, сюда, нет ее. Чуть не заплакал от отчаяния. Впервые хотел удержать девушку, да не смог. И с тех занозой засела она в сердце. Больше не приводил Ростислав женщин к себе, не мог представить другую женщину в постели, где была она, не мог. Стал мрачным, замкнутым, раздражительным. В такой ситуации в публичный дом бы сходить, да нет их в Советском Союзе.
Прошло два с лишним года. В августе Ростислав как всегда отправился на Полярный Урал. На этот раз позже, чем намеревался, вернется в Москву только шестого сентября. Причина задержки была уважительная: однокурсник предложил подработать. Отказываться резона не было. Настроение испортилось сразу же, как вошел в вагон. Матрасники едут. Причем худшая их разновидность, те, кого Ростислав презрительно звал баклушниками. Водка, карты, гитара. Эти уж душу всему вагону вымотают. А ехать-то почти двое суток. Одна надежда, что раньше слезут. Плохо, что место его в предпоследнем купе. Будут шастать мимо. Вагон плацкартный, не отгородишься. Ростислав забросил рюкзак на третью полку, залез на свою вторую. Не то, что спать хотелось, а из желания отгородиться от таких попутчиков. И точно, подняв гомон, едва поезд тронулся, колобродили за полночь. Да и ночью шастали. Хорошо еще, что накуролесив, спали долго. Ростислав же проснулся довольно рано, позавтракал, разговорился с соседями. Те до Микуни ехали. Интересные ребята, авиатехники. В Микуни вместе вышли, попрощались. Ростислав еще и потому вышел, что баклушники с воплями и гоготом просыпаться начали. Стоял на перроне чуть ли не до самого отправления поезда, благо проводница не торопила. Ее саму эта компания уже достала. Когда же туалет открыли, мимо пробежала девушка из той компании, закрыв лицо руками. Ростислав хмыкнул злорадно: допилась. Встал и пошел в тамбур покурить. В поезде он сигареты курил, не вязалась трубка с грязным вагонным тамбуром. Вышел в тамбур, а там девушка эта стоит, уткнувшись в дверное стекло лицом, плечи от рыданий сотрясаются.
– Чего рыдаешь? Обидел, что ли кто? – сочувственно и вместе с тем насмешливо спросил Ростислав. – Так в такой компании это запросто…
Девушка резко обернулась.
– Ты?! – воскликнули они разом.
Несколько мгновений они ошеломленно смотрели друг на друга.
– Анечка, ты-то как к этим «туристам» попала? – проговорил Ростислав.
– Ты и имя мое запомнил? – сквозь слезы улыбнулась девушка. – Господи, наконец-то я нашла тебя…
Она уткнулась лицом в грудь Ростислава и расплакалась еще сильнее.
…Аня обняла мужа, теснее прижалась к нему.
– Давай вместе вспоминать, - тихо сказала она. – Ты ведь сейчас там, в вагоне…
– Угадала.
– Не гадала, по твоему лицу поняла. Ой, как же глупо тогда получилось. Я так боялась, что ты следом за мной выскочишь, что даже на номер квартиры не глянула. Так будем вместе вспоминать?
– Будем, - улыбнулся Ростислав…
…С проводницей Ростислав договорился легко, она даже не взяла предложенный рубль доплаты.
– Пусть едет. Вагон все равно пустой, - сказала она, махнув рукой. – После Сосногорска я и сама завалюсь спать.
Аня перетащила свой рюкзак к Ростиславу, оставив в нем только свои личные вещи, да свою долю продуктов. Аня рассказала, как долго и безуспешно искала его дом…
– Они же в твоем квартале все одинаковые, - горестно вздохнула она.
…как пыталась наугад найти его квартиру.
– Чуть в милицию не забрали.
Потом вспомнила, что, танцуя, Ростислав говорил о своих походах, что в августе всегда на Полярный Урал ходит. Решила искать его там. В прошлом году с ней ходили подруга с мужем.
– Та самая, Ленка? – улыбнулся Ростислав.
– Нет, другая, Ритка. Она замужем за моим дальним родственником, заядлым туристом. Уверял меня, что на Полярном Урале туристы редки, наверняка найдем. Да не нашли. А этим августом у них не получилось с отпусками. Познакомилась с этими оболтусами. Только в поезде узнала, что они на Приполярный Урал идут, поразвлечься. И только тут до меня дошло, какая же я дура. Ведь надо было попросту в пятницу, субботу и воскресенье провожать все подходящие поезда. А тут еще один из компании стал приставать ко мне, его поддержали. Даже девушки не посочувствовали мне. Я расплакалась, выбежала в тамбур…
В Сосногорске выскочили из вагона первыми, побежали сдавать Анин обратный билет. Выгружавшиеся следом баклушники прокричали Ане в след что-то грубое, но девушка и не вслушивалась, только теснее прижалась к Ростиславу. Когда же подошли к своему вагону, баклушников уже не было. Ночью, когда Печору проехали, Аня приподняла голову и тихо окликнула Ростислава.
– Не спишь? – улыбнулся он.
– Перебирайся ко мне…
Ростислав не заставил себя упрашивать. К его удивлению и восторгу, Анечка лежала голенькая. Он стал бережно ласкать ее, целовать. Когда же они изнемогли в любовной неге, Аня чуть присела и, улыбнувшись Ростиславу, шепнула:
– А ведь я тогда обещала тебе, что при следующей встрече ты меня выпорешь…
– Запомнила? – смутился Ростислав.
– Ага. Так выпорешь?
– Неужели тебе хочется такого?
– Однозначно и не ответишь, - тихо улыбнулась Аня. – Я же без отца росла. И завидовала своим подружкам. И даже тому, что их отцы наказывают. Наша девчоночья компания бедовая была, а потому частенько то одна, то другая признавалась, что ее отец взгрел за проказы. Да и сама не раз слышала, как Соньку наказывали. Она в нашем доме жила. Летом окна открыты, идешь домой и слышишь: папочка, не надо, папочка прости. И так грустно всегда становилось… Мама, когда я чересчур куролесила, только тяжело вздыхала и молча уходила в свою комнату