Старосветские убийцы
Шрифт:
— А предыдущие мужья своей смертью умерли? — Федор Максимович ходил по столовой кругами.
— Знаком не был.
— Своей, — подал голос Пантелей. — Господин Камбреме раком страдал. Умирал тяжело, долго. Елизавета постепенно все дела торговые стала вести и за ним самоотверженно ходила.
— Давно ее знаете? — спросил Терлецкий.
— Пятнадцатый год. Камбреме поставщик мой, один из первых.
— Камбреме? — переспросил Тоннер. — Знаю такое шато. Хорошее, не из дешевых.
Угаров,
— Слово «шато» в названии вина означает виноградник, принадлежащий конкретному владельцу.
— Шато — это полдела, — продолжал Пантелей. — У Камбреме и испанские вина можно было купить, и португальские, и итальянские. И товар всегда лучшего качества. Ему выгодно, и мне хорошо. Лавочники любят, когда у купца выбор большой.
— После смерти Камбреме шато к Елизавете перешло? — уточнил Федор Максимович.
— Ей и сынишке.
— Дети имеются? — удивился Терлецкий.
— Была еще девочка, но в младенчестве померла. А Шарль большой, моему Архипу четырнадцать, стало быть, ему тринадцать.
— А где сейчас мальчишка?
— В Англии, — начал рассказывать Пантелей. — Как семь годков исполнилось, так и отправила.
— Зачем? — спросил Тоннер.
— Сказала, обучение там самое хорошее, и манеры прививают. Меня подбивала тоже Архипку отдать, да жена покойница как раскричится: «Не отпущу от себя». Какой-то колледж дорогой, позабыл, как называется.
— Итон? — предположил Тоннер.
— Он самый, — обрадовался Пантелей.
— Французского мальчика английскому языку обучали? — Тоннер, зная нелюбовь галлов к британцам, удивился.
— С детства! Элизабет и сама английским владеет.
«Точно, — хлопнул себя по коленке Тоннер. — Английский у нее акцент! И по-русски, и по-французски с ним говорит! И имя Элизабет не французское».
— Она англичанка? — спросил Тоннер.
— Нет, вроде француженка, — сказал Пантелей. — Хотя не знаю, родителей не видел.
— А вы, Павел Игнатьевич, не знаете?
— Елизавета Петровна никогда о себе не рассказывала, — ответил управляющий.
— А со вторым ее мужем, Пантелей Акимович, вы знакомы? — вернулся к допросу купца Терлецкий.
— С Бергом? Да. Хороший был мужчина. Весельчак, балагур!
— Неужели тоже вином торговал? — Генерал напрягся. Куда катимся! Вся страна торгует. И князья, и сенаторы. Вот и военные подтянулись!
— Нет. В дела не лез: цветы в саду выращивал да с пасынком возился. Павел Игнатьевич прав: Лизе мужья-диктаторы ни к чему. Она женщина серьезная, деловая. А полковник красавицу нашу любил, и взаимно. Такое горе было, когда умер два года назад — язва открылась.
— Камбреме тоже тюфяком был? — спросил Терлецкий.
— Нет!
— Кстати, а где вы денег на собственное дело нашли? — заинтересовался Терлецкий. — Говорят, в молодости камердинером служили?
— Да, у Александра Васильевича Северского. Золотой был человек! Не чета брату! Я с малолетства ему прислуживал, а он мне вольную дал. Жаль, покойнице моей бумаги выправить не успел. Выкупать пришлось у Анны Михайловны.
— И все-таки, откуда капиталец-то? — повторил вопрос Федор Максимович.
— Я, господин хороший, в двенадцатом году в ополчение пошел, потом меня в регулярную армию взяли. Дрался не щадя живота. В тринадцатом произведен был за храбрость в офицеры и пожалован личным дворянством.
— Это, брат, серьезно. Такое лишь за подвиги давали, — восхитился генерал.
— После ранения по интендантской части служил…
— Понятно, откуда деньги. — Еще секунду назад симпатичный, Пантелей стал генералу неприятен.
— В Париже закупками занимался, со всеми поставщиками познакомился, вкусы господ узнал. Какое вино нравится, а какое нет, какое слишком дорогое, а какое не хранится совсем.
— Поставщики по-русски понимали? — спросил Терлецкий.
— А я французский знаю. Когда покойного барина учили, я со слуха овладел. Потом Александр Васильевич с грамотой помог.
— А ну скажи что-нибудь! — попросил Федор Максимович.
— Что сказать?
— Большой оборот имеешь? — спросил Терлецкий.
— Большой. Кораблями вожу. Поначалу тяжело было — откуп на ввоз вин получить желающих много, боевые товарищи мне подсобили. Вина только качественные поставляю, с местными не бодяжу. И хранить умею, а то наука сложная! А если, не дай бог, что-то испортилось, в продажу никогда не пущу, лучше в спирт перегоню. Качеством авторитет и завоевал.
Пантелей по-французски говорил с чудовищным акцентом, но понять его было можно. Угаров перестал переводить. Хотелось Денису обдумать увиденное на портрете и кой о чем спросить купца.
— Павел Игнатьевич! Вы, считай, последним, не считая Северского, княгиню видели. Расскажите, о чем разговор шел. — Терлецкий вернулся к расспросу управляющего.
— Мы всегда перед сном с ней беседуем. Утром время терять нельзя — она в одну сторону, я в другую. И в день свадьбы привычке не изменили, хоть князь и недоволен был. Первым делом давно задуманное совершила — Петушкова в отставку.
— А почему? — спросил генерал. — Милый человек!
— Вор и дурак. С делом сельским не знаком, всю жизнь бумажки в канцелярии перекладывал.