Старосветские убийцы
Шрифт:
— Здорово, Ерошка! — Лошадей взял под уздцы Савелий.
— Здорово, Савелий, — с разворотом подал руку кучер.
— Кому Савелий, кому Савелий Иваныч. — Конюшни по-любому скоро должны были стать общими, старший конюх Северских метил там командовать.
— Мы люди не гордые. Хоть Иванычем, хоть горшком можем назвать.
— Сохнешь по француженке? — Все знали про Ерошкину любовь.
— Сохну, — уныло согласился кучер.
— Зря! Чаво в ней нашел, никак не пойму?
— Она такая…
— Какая?
— Не такая…
— Какая
— Ну не такая она, как твоя Лукерья!
— Вот Пантелей Акимыч до самого Парижа довоевался! Сказывал, ихние бабы от наших ничем не отличаются.
— Врет твой Акимыч! Мари — она хорошая!
— Все они хорошие — на сеновале, — пробубнил Савелий.
— Она по сеновалам не шлендрает, — возмутился Ерошка. — В покоях барыни ночует. Потому два года здесь, а по-русски ни бельмеса!
— А ты что, по-французски бельмесишь?
— С чего бы меня учить-то вздумали?
— А как в любви объясняться думаешь?
— Очень просто! Лошади, те тоже по-русски не говорят, а меня завсегда понимают.
— Может, тебе к кобыле посвататься?
— Дурак ты, Савелий Иваныч!
— Но! Но! Не забывайся, Ерошка!
— Кому Ерошка, кому Ерофей!
— Это кто тебя, сопляка, Ерофеем кличет?
— Павел Игнатьевич, вот кто! Он мужчина уважительный, завсегда так обращается!
— Врешь! — сплюнул под ноги Савелий.
— Истинный крест, не вру! — Ерошка осенил себя троекратно знамением и поклон в сторону церкви положил. — Его и попрошу перевести, если Мари меня не поймет!
— Как же! Будет он тебе толмачом работать! — усомнился конюх и решил высказать сокровенное: — Лучше к Глашке моей сватайся — и по-русски понимает, и тесть гляди какой!
— К Глашке? — Ерошка смерил «тестя» уничижительным взглядом.
— К Глашке! А я подсоблю, словечко замолвлю.
— Так она же брюхата, от Альбертыча вашего!
— А что с того? Не боись, и тебе деток народит!
Ерошка в изумлении открыл рот. «Добрый знак, — решил Савелий, — щас мы тебя приболтаем!»
— Коли хошь знать, я Лукерью тоже с брюхом взял. Глашка — на самом деле княжеская дочь! Тсс, секрет большой. Подумай тока, с кем породнишься!
— Нашел секрет! Не могла такая дылда от тебя, плюгавого, родиться!
Савелий замахнулся, но не ударил.
— И что мне толку с такого родства? — спросил Ерошка. — Князя твоего послезавтра закопают!
Прав, сукин сын! Потому и проблема! Пока князь был жив, за Глашку Савелий не волновался. Хоть и не признавал Северский девочку дочкой, но привечал. Встретит на дворе — по голове погладит или конфекту даст. И с брюхом бы помог — холопа какого-никакого сосватал бы.
— Твоя Мари один хрен за тебя не пойдет. Зачем ей крепостной становиться? — ввернул Савелий. — А тут тебе и жена хорошая, и тесть начальник! Когда меня на покой отправят — за тебя словцо замолвлю, чтоб на мое место взяли. Теперича по гроб жизни мне тут все обязаны! Думай!
— А может, барыня мне
— Размечтался! Ничаво твоя барыня никому уже не даст. Гаплык ей!
— Что?
— Тсс! — Ах, дурак старый! Сболтнул лишнего! Савелий перешел на шепот: — Секрет это! Страшный! Сболтнешь — и тебе гаплык! Понял?
Старший конюх неожиданно вытащил из-за голенища нож и, схватив крепко Ерошку, приставил к горлу.
— Понял, спрашиваю?
— Понял. — Бедному Ерошке ничего больше не оставалось.
— Хорошо, что понятливый! — похвалил Савелий и, не отпуская паренька, задал следующий вопрос: — Когда сватов зашлешь?
— К кому?
— Ваньку не валяй! К Глашке!
— Так траур! — попытался улизнуть от ответа Ерошка.
— Будешь валять, по тебе траур будет, — злобно прошипел Савелий. — На воскресенье сватов готовь, чтоб до поста свадьбу сыграть. Не ровен час родит Глашка! Понял?
— Понял… — Попал Ерошка в переделку, ох попал!
Савелий отпустил напуганного юнца. Все! Дело сделано. Теперь главное, чтоб не проболтался!
— Тут останешься, — поразмыслив, решил Савелий. — Игнатьевича твоего сам отвезу. Скажем, что ты свинкой заболел.
— Так болел уже, — зачем-то сказал Ерошка.
Савелий посмотрел на парня. Ох, красив! Глашка довольна будет! И глуп — это тоже хорошо!
— Ничаво, болеть — не работать!
Глава шестнадцатая
— Как вы думаете, это княгиня мужа отравила? — Павла Игнатьевича Киросиров знал давно и в ответе не сомневался.
— Елизавета Петровна? Отравила? — Управляющий аж привстал. — Неудачно шутите, Павсикакий Павсикакиевич. Она даже холопов пороть не велит, а человека загубить и подавно неспособна.
— Не моя шутка, доктор из столицы так считает. — Киросиров указал на Тоннера.
Павел Игнатьевич успокоенно сел:
— В столице нашу Елизавету Петровну пока не знают. Уникальная женщина! Столько сил у нее, идей! Захудалое поместье за два года подняла! Чуть свет на ногах, а ложится за полночь. Винокурню отгрохала, сейчас мельницу достраиваем, думает про маслобойню и сыроварню! И сделает.
— А почему за Северского замуж вышла? — спросил Терлецкий.
— Встретились, полюбили друг друга. Опять же поместье у него большое, крепкое. Анна Михайловна людей в узде держала, за всем следила. Распустились тут при Петушкове, да ничего, поправим. Лично мне Северский, царство ему небесное, никогда не нравился. Пустой человек, кроме как стрелять и в карты имения проигрывать, ничего не умел. Но я свое мнение при себе держал. Как обручились они — расстроился, а потом мысль пришла. Елизавете Петровне-то сильный мужчина и ни к чему. Могут не ужиться! Когда два характера в доме, один уступить должен. А Елизавета Петровна, хоть на вид ласкова, железная внутри! Опять же третий раз замуж вышла — опыт имеет. Знает, чего хочет!