Старшина Империи. Часть вторая
Шрифт:
Мы оперативно покинули десантный отсек, меня уже начинало охватывать предвкушение от скорой встречи с Лирой.
— Я успел! Успел! — стучало в голове, постриг только завтра, а ещё, даже не вечер. Не знаю, как, но я договорюсь с игуменьей, и мы уже сегодня будем на базе.
— А что мне улыбаться. — хмуро отвечал кому-то Ярик. — у нас, даже пистолетов нет, остаёмся тут одни.
— Да не бойся, парень. — снисходительно говорил ему Серафим, — я тебе половину отделения казаков оставлю.
— Я и не боюсь. — он сурово посмотрел на подполковника. — да и в ваших охранниках не нуждаюсь.
Наконец-то Слава собрался, и похож на себя
— Яр, всё хорошо будет. — я подошёл к нему и успокаивающе приобнял. — Мы быстро. Если хочешь, пойдём с нами.
— Да иди ты уже. — он сбросил мою руку, и ушёл обратно на катер. Ну, почти пришёл в себя.
Из-за того, что на самодельном аэродроме казаков места нам не хватило, пришлось целый час идти по дикой местности, без тропинок и дорог, пока джунгли перед нами не разошлись в стороны, и мы не оказались в нужном мне месте.
— Варварино озеро. — оглаживая свой чуб, проговорил Серафим, идущий рядом. — и тут же осенил себя крестным знамением, глядя на далекую от нас деревянную часовню. — А вслед за ним перекрестились и все казаки, и мы с Прухой.
Основные здания обители только строились из местных деревьев — остовы срубов, стен, и главного здания стояли особняком, рядом с часовней у самого берега озера. Очень красиво будет, когда достроят, очень! Но пока же, миссионеры ютились в быстро возводимых, каркасных, пенобетонных домах и стальных бытовках высотой в два этажа максимум, которые были разбросаны по всему берегу вокруг Варвариного озера.
Какой-то системы в расположении зданий я не заметил, зато чётко прослеживалось разделение на мужскую, казачью часть поселения, и чисто женскую, на холме, где мелькали только девичьи фигуры в монашеских одеяниях. Женщины работали на огородах, сновали вокруг полевого госпиталя, наводили порядок на улице своей обители, стирали вещи на помостах у воды, а мужчины, которых было не так уж и много, оно и понятно, ещё не все вернулись из столицы, несли дозорно-постовую службу (готов поспорить, в джунглях тоже имеются секреты и наблюдательные точки), отдыхали на своей территории, и занимались строительством монастыря.
Я стоял и оглядывался вокруг, несмотря на схожесть с муравейником, открывшаяся мне картина навевала какое-то спокойствие и умиротворение. Даже шлем взятый у Джека снял, и держал в руках.
— Нравится? — спросил Серафим, поворачивая к нам голову.
— Лепота. — улыбался Пруха. — Очень, — отвечали мы с Гаделом.
— О то ж! — довольно усмехнулся Серафим, глядя на то, как привезённые нами атаманцы расходятся по своим жилищам. — А в лесу Вы наших секретов и не заметили. — гордо приосанился он.
Можно было бы сказать, что мы их и не искали, а зачем? Но он прав, что-то я расслабился, замечтавшись о встрече с Лирой, весь день, как на крыльях, и в грёзах, а надо бы собраться, не такая уж и безопасная территория вокруг.
— Метрах в пятистах двое на дереве. — хмыкнул Пруха, и добавил, поправляя спадающий гранатомёт, — я ж в доспехе, так что всё под контролем.
— Да что ты с ним носишься? — не выдержал Гадел. — оставил бы на катере. Где ты его взял вообще?
— Так Фея расстроился, что его не взяли, и мне отдал, говорит, на всякий случай. Пущай будет, с ним лучше, чем без него.
— Нам туда. — Серафим махнул в сторону женской части обители. — Нас, кажется, ждут.
Он
— Матушка игуменья! — через десять минут, когда мы прошли по узким улочкам между домами казаков, поклонился Апостолов высокой, сухонькой женщине в клобуке и с золотым крестом на груди. — Сёстры. — приветствовал он остальных монахинь, я же заметил в сопровождении настоятельницы только одно знакомое лицо, а именно Елену, которая смотрела на меня, как и в прошлый раз, сердито поджав губы. Да они все были недовольны нашим присутствием. Это напрягало, даже всегда неунывающий Пруха притих.
— Явился. — Игуменья пронзила меня стальным взглядом, заставив застыть и онеметь. — Что же, не мне тебя судить, охальника, но, может, оно и к лучшему, что ты успел первым. — сухо проговорила она.
— Матушка Аглая, звали? — из-за спин сестёр, появилась спешащая Лира. — Ростик! — испуганно улыбнулась она, вызывая во мне волну нежности.
— Как я тебе и обещала, вот твои бумаги. — Голос настоятельницы смягчился, и у неё в руках возник небольшой свиток с красной сургучной печатью, и она протянула его Иллирике. — Помни, наши двери всегда открыты для тебя. Да благословит тебя Господь и сохранит тебя. — а после развернулась, и ушла, в сопровождении остальных монахинь.
— Иди, Иллирика. — монахиня Елена на мгновение задержалась. — Это против правил, но матушка настоятельница разрешила, чтобы твой возлюбленный тебе помог собраться. Только ему. — она строго посмотрела на переминавшегося с ноги на ногу Серафима. — Иди, дочка, и не забудь саквояж, который я тебе собрала, у тебя талант в хирургии, развивай его. Да хранит тебя святая Варвара.
Затем ушла и она, а мы стояли, и молчали. Господи, какой же ураган чувств и эмоций захватил Лиру, в её глазах плескались: неверие в произошедшее, страх, радость, тоска, любовь, нерешительность. Хотелось подойти и обнять её, успокоить, но кто знает, вдруг здесь это против правил, поэтому я просто потянулся к ней силой, что бы она почувствовала, что я рядом.
— Мы, пока вы собираетесь, к моему дому сходим. — прервал тишину Серафим. — Я Прохору настоечку обещал, а Гадел за компанию пойдёт. Вон где я живу, желто-зеленая крыша, — он показал рукой на еле различимый в дали домик на противоположном от нас, южном берегу озера, — если что, мы на связи.
— Туда. — несмело, тревожно улыбнувшись Лира сделала неуверенный шаг в нужную сторону, как только ушли мои друзья.
— Идём. — я шагнул к ней, вставая рядом.
Наши руки почти соприкасались, но мы не могли прервать пелену считанных миллиметров, ладони как будто застыли в микронах друг от друга, сохраняя это ничтожное расстояние при движении. И тишина! Лира, я пытался передать ей через свою силу всю любовь, которую испытывал к ней, окутать нежностью, уверенностью, что всё будет хорошо, но она почему-то нервничала, я очень отчётливо это ощущал, и её тревожность передавалась мне, жужжание пчёлок всё усиливалось, и я был в недоумении из-за этого. Почему так, всё же прекрасно закончилось, я думал, придётся…, даже не знаю, чтобы сделал, не представляю, как можно надавить на игуменью, которая одним взглядом пригвоздила меня к месту, да я, даже пальцем пошевелить не мог, пока она рядом находилась.