Старшины Вильбайской школы
Шрифт:
— Пропали наши головушки!
— Ты думаешь, нас исключат? — спросил его торопливо Кьюзек.
— Конечно, исключат, — спокойно отозвался Парсон и медленно прошел в свою комнату.
Остальные последовали за ним.
— Что ж… Семь бед — один ответ, — заметил Кинг, стараясь попасть в тон Парсону, который был для всех фагов образцом самообладания и других геройских доблестей.
Наступила продолжительная пауза. Наконец Кьюзек вышел из задумчивости и, вздохнув, обратился к своим:
— Пойдемте, господа, к себе! Что тут стоять?
— Куда вам спешить? — отозвался на это Парсон. — Уроки учить не стоит — все равно отвечать не придется. Лучше поболтаем на прощанье.
Было решено не расстраивать компании, и таким образом в этот вечер отделению Паррета пришлось быть свидетелем самого непривычного зрелища — дружеской беседы между представителями трех враждебных партий школы. Разговор скоро оживился и перешел к обсуждению вопроса о предполагаемых новых гонках.
— Ведь нам придется распрощаться с нашей химией после сегодняшнего приключения. Как ты думаешь, Пиль? — говорил Кьюзек, обращаясь к своему другу.
На это Пильбери только мрачно улыбнулся.
— А как называется это мерзкое зелье, которым вы нас угостили? — спросил Кьюзека Тельсон.
— Сероводород, — отвечал тот с готовностью и тотчас же принялся объяснять: — Прежде всего надо взять…
— Будет, будет, — прервал его Парсон и даже руками замахал. — Не надо нам твоих лекций.
— Так о чем же прикажешь говорить? О гонках, что ли? — спросил насмешливо Кьюзек.
— В самом деле, Парсон, скажи, ты должен это знать: правда, что новых гонок не будет? — обратился к Парсону Фильнот.
— Разумеется, не будет. Что в них для нас толку, когда мы не можем положиться на честность наших противников? Кто поручится, что они не подстроят нам опять какой-нибудь каверзы?
— Что правда, то правда, — заметил Кьюзек, очень довольный, что может поддержать общее миролюбивое настроение, согласившись со своим старинным врагом. — Директорские всегда были трусами и выезжали на каверзах исподтишка.
— Кьюзек, ты забываешься, и я тебе этого не спущу! — неожиданно заявил Тельсон, вскакивая и становясь в наступательную позицию.
Разумеется, Кьюзек поспешил занять соответственную оборонительную позицию, и неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы Парсон не разнял противников вовремя, сказав строго:
— Стойте, довольно историй на сегодня! Я не позволю драться в моей комнате.
— Так пусть он извинится, — хорохорился Тельсон.
— Да я, право, не хотел тебя обидеть, — сказал Кьюзек.
— Намерен ты извиниться или нет?
— Я не говорил, что не намерен.
Тельсон удовольствовался этим косвенным извинением и замолчал.
— Говорят, что директорские взяли бы приз во всяком случае, — заметил дипломатически Пильбери, надеясь этой любезностью загладить ошибку товарища и помирить общество.
Но тактика его не удалась.
— Желал бы я знать, кто это говорит, — произнес Парсон, вступаясь в свою очередь за честь своего отделения.
— Кто? Да все наши, — отвечал Пильбери не совсем уверенно и, чтобы как-нибудь выйти из неловкого положения, обратился за поддержкой к своему другу: — С самого начала было видно, что директорские должны выиграть, правда, Филь?
— Много вы с Филем понимаете в гонках и в гребле! — заметил презрительно Парсон.
— Да столько же, я думаю, сколько и ты с твоей компанией, — огрызнулся Пильбери, не выдерживая своей дипломатической роли.
— Какая жалость, что такие прекрасные моряки не могут показать себя за неимением шлюпки!
— Чем без толку спорить, давайте лучше померяемся силами, — предложил Кьюзек. — Мы с Пилем готовы грести против вас, когда вам будет угодно. Согласны?
Парсон взглянул на говорившего, потом переглянулся с Тельсоном и наконец спросил:
— А вы не будете плутовать?
— Конечно, нет! Мы никогда не плутуем.
— Хорошо. Так в первый же свободный день мы с Тельсоном гребем против вас.
— Если завтра всех нас не выгонят, прибавьте, — сказал Кинг.
Это замечание произвело действие ушата холодной воды. Веселая компания приуныла, и беседа прекратилась.
В назначенный час подсудимые с бьющимися сердцами отправились на суд, то есть в комнату мистера Паррета.
Если бы только они могли подозревать о настоящем состоянии духа учителя, когда, заткнувши нос платком, он бежал от них по коридору, они, наверное, волновались бы меньше. Вернувшись к себе после неприятных четверти часа, проведенных в комнате Парсона, мистер Паррет бросился на стул и расхохотался, как сумасшедший. Дело в том, что серьезный мистер Паррет отличался необыкновенно тонким чувством юмора, и то, в чем каждый другой на его месте увидел бы оскорбление, поразило его только своей смешной стороной. Он сразу сообразил, как было дело, и чем больше он думал об этом происшествии, тем смешнее оно ему казалось. Впрочем, это не мешало ему помнить о дисциплине; он понимал, что как ни смешна была шутка, шутники должны быть наказаны. Поэтому, когда за дверью послышались шаги нескольких пар ног и маленькие преступники один за другим вошли в комнату, голос учителя был строг и лицо ничем не выдавало внутреннего смеха.
— Ну-с, что вы скажете в свое оправдание? — спросил он, окидывая внимательным взглядом всю шеренгу.
— Простите нас, сударь, — заговорили Парсон, Тельсон и Кьюзек в один голос.
— Стойте, не все вдруг. Парсон, говорите вы.
— Простите нас, сударь, — повторил Парсон. — Право, мы не хотели… Это вышло нечаянно.
— Что вышло нечаянно? — спросил учитель.
— Да то, что вы упали и…
Тут мистер Паррет перебил Парсона:
— Постойте. Положим, упал я нечаянно. А то, что кружка с водой висела над дверью и веревка была протянута под дверью, было также нечаянностью?
— Нет, сударь, но…
— А то, что как только отворилась дверь, в нее полетели туфли и еще какие-то вещи, — это также нечаянность?
— Нет, сударь, — отвечал уныло бедный Парсон.
— Что же было нечаянностью, в таком случае?
— Вы, сударь… то есть мы вас не ждали…
— В этом я уверен. Позвольте узнать: для кого предназначались ваши приготовления?
— Для вельчитов, сударь… Они…
Парсону хотелось поскорее объясниться, но учитель снова перебил его, обратившись к Кьюзеку и компании: