Старшины Вильбайской школы
Шрифт:
— А что, Риддель, — заговорил Виндгам после полуторачасовой непрерывной работы, неожиданно касаясь того самого предмета, который не выходил из головы у Ридделя, — дело о гонках, кажется, кануло в вечность?.. О нем что-то замолчали.
— Да… — произнес неохотно Риддель.
— Легко может быть, что это была простая случайность, — продолжал Виндгам. — Я как-то нарочно разорвал совершенно целый шнурок, и он имел такой вид, точно был надрезан. Во всяком случае, разыскивать виновника — дело парретитов гораздо больше, чем наше.
— Ну, с этим я не согласен, —
Вскоре после этого Виндгам ушел. Риддель не придал значения тому, что мальчик болтал по поводу гонок. Видимое желание его, чтобы этот вопрос больше не поднимался, он объяснил тем, что Виндгам боится, как бы возобновление, вражды между парретитами и директорскими не помешало Блумфильду взять его в партию крикетистов.
На следующее утро Риддель, как только встал, отправился к шлюпочному сараю. После гонок река опустела, и Риддель знал, что в этот час он никого там не встретит. Ему пришлось долго стучаться, прежде чем он добудился лодочника — не Тома, а старшего лодочника, у которого Том состоял помощником.
— Я хочу прокатиться к ивам, пошлите мне Тома, — сказал ему Риддель.
— Что ж вы не предупредили меня с вечера, что вам будет нужна лодка? Теперь у меня нет готовых лодок — отвечал старик ворчливо.
Ни с Блумфильдом, ни с Ферберном и вообще ни с одним из морских героев школы он не посмел бы говорить таким тоном; до первых же учеников лодочникам нет дела. Однако, видя, что Риддель молчит, озадаченный старик смилостивился.
— Вон у пристани привязана старая двойка; возьмите ее, если хотите. А вместо Тома я пришлю вам своего сынишку, а то Тома не добудишься.
— Нет, мне нужен Том. Разбудите его и скажите, чтобы шел поскорее, мне некогда ждать.
Старик опять рассердился и ушел, бурча себе что-то под нос. Должно быть, он не особенно спешил будить Тома, потому что Риддель прождал добрых двадцать минут. Наконец Том явился с кожаной подушкой подмышкой и двумя веслами на плече.
Несмотря на свою молодость — ему было семнадцать лет, — Том был привилегированной особой в Вильбае. Он был мастером в морском деле и потому считал себя вправе поучать и распекать молодых джентльменов, нисколько не стесняясь; а те сносили его фамильярность, уважая в нем хорошего моряка. Сам «старик Виндгам» не брезгал советами Тома; с теми же, кто не выказывал особенных способностей к его специальности. Том обращался с полнейшим презрением. К этому надо прибавить, что при всей своей кажущейся простоватости Том был большим плутом. Зная эту последнюю его черту, Риддель решился быть настороже и не показывать ему своих карт до поры до времени.
— Грести, что ли, будете? — спросил Том Ридделя, когда они сошли в лодку.
— Да, хочу поучиться, — ответил Риддель.
— Не стоит: ничего из вашего ученья не выйдет.
И действительно: по врожденной ли неловкости или потому, что Риддель думал о другом, начало гребли вышло весьма неудачное.
— Ну, так и есть: зарыли-таки весло. И всегда-то так с вашей братией — новичками! — провозгласил Том с торжеством, когда после нескольких ударов веслами левое весло Ридделя ушло в воду.
— Чем смеяться, ты лучше поучи меня, — сказал Риддель, с трудом вытаскивая упрямое весло.
— Что толку вас учить? Все равно не выучитесь.
— Почему ты знаешь?
— Видно по человеку.
После этого комплимента Риддель старательно греб некоторое время, придумывая, как бы половчее приступить к щекотливому вопросу; а Том сидел у руля, пронзительно свистел, глядя в сторону и, видимо, решившись не поощрять дальнейшей беседы. Но время уходило, и надо было начать, так или иначе. Риддель, сделав вид, что устал, перестал грести и сказал, не обращаясь прямо к Тому:
— Я не был на реке с самых гонок.
— Мм… — промычал Том вместо ответа.
— Странный случай вышел тогда с лодкой Паррета… — продолжал Риддель и вдруг пристально взглянул на Тома.
Тому это, видимо, не понравилось: он как-то замигал, дернул плечом и отвернулся.
— Случай как случай… — ответил он не сразу и вдруг ни с того ни с сего прибавил: — Не наше это дело.
Было ясно, что он что-то знает, но почему-то не хочет говорить. Риддель решился приступить прямо к делу.
— Нет, Том, это был не случай, и ты знаешь это, — выговорил он, не спуская глаз со своего угрюмого собеседника.
Том разразился добродетельным негодованием:
— Ничего я не знаю и не хочу знать! Что вы ко мне пристали, в самом деле! Этак вы скажете: «Том знает», другой скажет, и пойдет про меня худая слава. Не туда вы сунулись, сударь, вот что я вам скажу.
Эта тирада окончательно убедила Ридделя, что он напал на верный след. Да полно, уж не сам ли преступник перед ним? Не Том ли подрезал шнурок? Мало ли какие у него могли быть на это причины. Какое бы это было облегчение! Ридделю хотелось расцеловать Тома, так он обрадовался возможности такого исхода. Но Том скоро рассеял его надежды.
— Я знаю, вы думаете, что это мои штуки, — продолжал он с жаром. — Ошибаетесь, сударь, ошибаетесь. Я не виноват и никого не боюсь, а вам грешно сваливать на меня чужую вину.
— Ничего я на тебя не сваливаю. Я думаю только, что ты знаешь, кто это сделал.
— Да не знаю же, говорят вам! Отвяжитесь вы от меня!
— Как можешь ты этого не знать, когда спишь в сарае?
— Что ж, что сплю? Где бы я ни спал, это не ваше дело.
— Не корчи дурачка, Том. Пойми, что мне нужно знать, кто подрезал шнурок, — проговорил нетерпеливо Риддель.
— Так и спрашивайте того, кто это знает.
— Кто это сделал? Говори! — повторил Риддель.
— Почем я знаю? Я не видал его лица.
— Так, значит, кто-нибудь входил в сарай ночью? — подхватил обрадованный Риддель.
Но Тому не хотелось сдаваться.
— Может быть, и входил, — отвечал он неохотно.
— Кто же его впустил? Ты?
Том понял, что запутался, а так как он больше всего боялся, чтобы его не заподозрили в сообщничестве с преступником, он стал уверять, что никого не впускал в сарай.