Старшины Вильбайской школы
Шрифт:
— Ну, если ты не впускал его, то видел, как он вошел, — сказал Риддель в ответ на его горячую защитительную речь.
— Вот и опять не попали. Ничего я не вид ел, да и не мог видеть, потому что меня не было в сарае.
— Значит, ты уходил из сарая вечером?
— Понятно. Не с восьми же часов заваливаться спать. Это только вы, школяры, ложитесь с курами, а мы в десять часов только ужинаем.
— Так, значит, вернувшись в сарай после ужина» ты застал его там?
— Станет он меня дожидаться — держи карман! Как я отворил дверь, так он и выскочил.
— Неужели мимо тебя?
— А окно-то на что?
— Ага… Так он и влез в окно?
— Не в трубу же. Кстати, там и печки-то нет.
Том положительно подсмеивался над «школяром». Но Ридделя это нимало не смущало.
— Скажи: когда ты уходил ужинать, ты запер дверь сарая? — продолжал он свой допрос.
— Запер. Мы никогда не бросаем ее открытой, — отвечал Том с сознанием своего достоинства.
— А почему ты узнал, что он влез именно в окно? Верно, ты застал окно отворенным?
— Никакой-то у вас смекалки нет, сударь, как я погляжу. Сказано ведь вам: как я отворил дверь, так он и выскочил — в это самое окно и выскочил.
— Так ты его видел?
— В этакую-то темень? Это и вы бы не увидали со всей вашей ученостью. Видел я его спину и пятки, когда он прыгал, от этого не отпираюсь, а его не видал.
— Почему же ты думаешь, что именно этот человек подрезал шнурок?
Том молчал.
— Не обронил ли он какой-нибудь вещи, по которой ты его потом нашел?
Том бросил на своего допросчика быстрый взгляд исподлобья, и Риддель понял, что попал в цель.
— Что он обронил? Верно, шапку? — спросил он наугад.
Том даже рассердился.
— Видали вы когда-нибудь, чтобы веревка резалась шапками? — только и нашелся он, что ответить.
— А-а… так это был нож!
— Насилу-то догадались.
— Где же он? У тебя?
Этот вопрос не понравился Тому. Он вовсе не желал расставаться со своей находкой и не преминул окрыситься:
— Какое вам дело до моего ножа? Я его нашел, и теперь он мой.
— Мне он и не нужен, я хочу только взглянуть на него, — сказал Риддель как мог мягче.
Но Тома одолел бес подозрительности:
— Ну да, а потом вы скажете, что ножик ваш, что это вы прыгали из окна. Только напрасно: все равно не поверю. Тот был совсем другого склада.
Риддель невольно улыбнулся при мысли, что его могли заподозрить в том, что ради какого-нибудь ножа он возьмет на себя чуть не преступление.
Долго еще упрашивал Риддель упрямого мальчишку показать ему нож; тщетно доказывал он ему, что даже если бы нож оказался его собственностью, ему нет никакого расчета предъявлять на него свои права. Том не сдавался. Дело в том, что пока шли все эти переговоры, ему пришла в голову счастливая мысль извлечь выгоду из своей находки, и теперь он обдумывал, как бы получше это обделать.
— Зачем вам видеть нож? — спросил он наконец.
— Может быть, я знаю, чей он.
— Вот что: я покажу его вам за полкроны, только не в долг, а за чистые денежки. Я не намерен даром ввязываться в это дело и рисковать своим местом.
Риддель беспрекословно достал деньги и имел наконец удовольствие видеть, как Том полез шарить по своим карманам. Но ножик еще не скоро увидел свет. Карманы у Тома были вместительные и, кроме ножа, заключали массу сокровищ, между которыми такую небольшую вещь, как перочинный ножик, найти было не легко. Наконец из глубочайших недр туго набитого кармана он вытащил ножик и, крепко зажав в кулак один его конец, поднес его Ридделю.
Если бы Тома меньше занимала лежавшая на скамье монета, он удивился бы внезапной бледности, покрывшей лицо старшины, когда взгляд его упал на ножик Виндгама… Да, это был ножик Виндгама. Ошибки быть не могло. Риддель хорошо знал этот ножик. Когда его подарили Виндгаму, тот страшно носился с ним: под предлогом очинить карандаш он вынимал его каждые пять минут, и нельзя было доставить ему большего удовольствия, как попросить его одолжить ножик. Риддель вспомнил, что видел его у Виндгама вечером накануне гонок, и вслед за тем с мучительной ясностью припомнил весь этот вечер: каким взволнованным казался Виндгам, как ему не сиделось на месте, как трудно было заставить его приняться за уроки и с каким жаром он толковал о наступающих гонках и о том, что их шлюпка должна выиграть во что бы то ни стало. Вспомнил Риддель и то, как внезапно тогда мальчик ушел от него и как сейчас же вернулся за своим ножиком — тем самым, который два часа спустя он обронил в шлюпочном сарае, спеша скрыться от зорких глаз Тома. У Ридделя голова закружилась от этих воспоминаний.
— Ну что, насмотрелись? — спросил его Том, поглядывая жадными глазами на монету.
— Да, я видел… — пробормотал Риддель.
Пораженный звуком его голоса, Том заглянул ему в лицо и вскрикнул:
— Что это, как вы странно смотрите… точно никогда не видали ножа.
Риддель сделал слабую попытку улыбнуться.
— Знаете что? — сказал вдруг Том, озаренный новой счастливой мыслью. — Я вижу, что ножик вам понравился, так и быть, давайте еще полкроны, и он будет ваш.
Риддель машинально вынул кошелек и достал деньги. Это были его последние деньги до конца года, но в эту минуту он и не подумал об этом. Том загреб обе монеты и подал Ридделю нож. Старшина приказал своему рулевому завернуть лодку и с тяжестью на сердце, какой он до тех пор ни разу не испытывал, стал медленно грести к школе.
XXIII
ВИЛЬБАЙЦЫ — ПОБЕДИТЕЛИ
Вышло так, что Ридделю пришлось отложить решение мучительного вопроса: следующие три дня некогда было думать ни о Виндгаме, ни о его проступке. Когда он пришел в школу после своего катанья в обществе Тома, его встретил Ферберн, давно его искавший.
— Где ты пропадал? — спросил он Ридделя; но, взглянув ему в лицо, вскрикнул: — Что с тобой?
— Я катался по реке, — отвечал Риддель на первый вопрос, делая отчаянные усилия казаться спокойным.
— Глядя на тебя, можно подумать, что ты ходил топиться, да не решился. А у меня к тебе поручение.
— От кого?
— Ни за что не отгадаешь: от Блумфильда. У него остается еще одно место в первой партии крикетистов, и он предлагает тебе занять его.
Несмотря на свое грустное настроение, Риддель не мог подавить улыбку удовольствия при этом известии. Честь, которой его удостаивали, льстила его самолюбию, хотя, по свойственной ему неуверенности в себе, он счел долгом возразить:
— Не знаю, право… Я боюсь играть против рокширцев; я, наверное, сконфужусь и напутаю… Неужели во всей школе не найдется игроков искуснее меня?