Старший и младший
Шрифт:
– Мы останемся, – упрямо сказал Дик. – Нам сказали, что бы мы остались. Что будет, то будет.
Человек пошел к двери. Потом он вернулся.
– Хотите, я останусь с вами?
– Нет. Ты хороший парень. Оставаться тебе нет нужды. Мы воспользуемся твоей помощью в другой раз.
– Ну, я сделал все, что мог.
III
Дик и Рут слышали, как он побежал сначала по деревянному тротуару, потом по дороге. Шаги его заглохли, и снова остались только ночные звуки. Сухие листья с шелестом неслись
Рут взглянул на Дика. Он видел, как у того в карманах сжались кулаки. Мускулы на лице старшего окаменели, но он улыбался младшему. Плакаты пошелестели на ветру и снова прилипли к стене.
– Боишься, малыш?
Рут было ощетинился, но тут же признался:
– Да, боюсь. Может, я не выдержу этого.
– Держись, малыш! – горячо сказал Дик. – Держись! И прочел, взяв с ящика листовку: – «Малодушным людям надо дать пример непоко… непоколебимости. Массы должны своими глазами увидеть несправедливость». Вот как, Рут. Таково поручение.
Он замолчал. Собака залаяла громче.
– Наверно, это они, – сказал Рут. – Как ты думаешь, они убьют нас?
– Нет, они не часто убивают.
– Но они будут бить нас, пинать ногами? Они будут бить по лицу палками, переломают кости. Длинному Майку они раздробили челюсть в трех местах.
– Держись, малыш! Ты только держись! И слушай меня. Если тебя кто-нибудь сшибет с ног, помни, что это не он виноват – виновато устройство общества, вся система. И не тебя он будет бить. Он будет пробовать свои кулаки на нашем великом учении. Ты будешь помнить это?
– Мне не хочется убегать, Дик. Честное слово, не хочется. Если я побегу, ты меня удержишь?
Дик подошел к Руту и положил ему руку на плечо.
– Ты выдержишь. Стойкий парень сразу виден.
– А не лучше ли нам спрятать литературу, чтобы они не сожгли ее?
– Нет. Кто-нибудь все-таки сунет книжку в карман и прочтет ее на досуге. Тогда это хоть пользу принесет. Оставь все на месте. А теперь молчи! От разговоров только хуже делается.
Лай собаки снова стал неторопливым и равнодушным. Сквозь открытую дверь было слышно, как порыв ветра погнал сухие листья. Портрет взметнулся и повис косо на одной кнопке. Рут подошел и приколол его снова. Где-то в городе взвизгнули автомобильные тормоза.
– Ты что-нибудь слышишь, Дик? Они еще не идут?
– Нет.
– Послушай, Дик. Длинный Майк два дня пролежал со сломанной челюстью, прежде чем его нашли.
Старший сердито обернулся. Он вынул из кармана сжатый кулак и, сощурившись, посмотрел на младшего. Потом подошел к нему и положил руку на плечо.
– Слушай меня внимательно, малыш, – сказал он. – Я не много знаю, но я прошел уже через такие переделки. Говорю тебе наверняка. Когда это начнется… больно не будет. Я не знаю почему, но не будет. Если даже они убьют тебя, больно не будет.
Он подошел к двери, выглянул, посмотрел в обе стороны и прислушался.
– Что-нибудь слышно?
– Нет. Ничего.
– Почему… как ты думаешь, почему они медлят?
– Почем я знаю!
– Может, и не придут, – сказал Рут, сглотнув слюну. – Может, этот парень все наврал, пошутил просто.
– Может быть.
– Ну… а мы будем всю ночь дожидаться тут, чтобы нам свернули шею?
– Да! Мы будем всю ночь дожидаться тут! Чтобы нам свернули шею! – передразнил Дик.
После неистового порыва ветер вдруг стих. Перестала лаять собака. Поезд прогудел у переезда и прошел, громыхая. Ночная тишина стала еще глубже. В соседнем доме зазвенел будильник.
– Кто-то идет на работу. В ночную смену, наверно.
В тишине голос его прозвучал очень громко. Дверь скрипнула от ветра и медленно закрылась.
– Который час, Дик?
– Четверть десятого.
– Всего-то? А я думал, уже скоро утро… Тебе не хочется, чтобы они уже пришли и все кончилось, Дик? Послушай, Дик! Мне показалось, что я слышал голоса.
Они стояли, не шевелясь, и прислушивались.
– Ты слышишь голоса, Дик?
– Да, как будто люди тихо переговариваются.
Снова залаяла собака, на этот раз остервенело. Донесся глухой гул голосов.
– Погляди, Дик! Кто-то, кажется, остановился у заднего окна.
Старший нервно усмехнулся.
– Это чтобы мы не могли убежать. Они окружают нас. Держись, малыш! Да, теперь они идут. Помни, что виноваты не они, а система.
Послышались торопливые шаги. Двери распахнулись, и сразу ввалилась толпа. Все были небрежно одеты, все в черных шляпах. В руках у многих дубинки, трости, обрезки труб. Дик и Рут выпрямились и высоко подняли головы. Но глаза их глядели в землю.
Громилы, казалось, были чем-то смущены. Они хмуро стояли полукругом возле старшего и младшего и ждали. Ждали, чтобы кто-нибудь из них пошевелился.
Младший скосил глаза и увидел, что старший смотрит на него строго, критически, словно оценивая его поведение. Рут сунул дрожащие руки в карманы. Он заставил себя сделать шаг вперед. От страха голос его сразу стал пронзительным.
– Товарищи, – закричал он, – вы такие же люди, как мы! Все мы братья…
Кто-то патрубком шмякнул его сбоку по голове. Рут упал на колени и уперся в пол руками.
Громилы стояли молча и смотрели.
Рут медленно встал на ноги. Из разбитого уха на шею стекала красная струйка. Левая сторона лица вспухла и побагровела. Он снова выпрямился, тяжело, порывисто дыша. Но руки больше не дрожали, и голос стал уверенным и сильным. Глаза лихорадочно горели.
– Разве вы не понимаете? – крикнул он. – Это все для вас! Мы это делаем ради вас. Вы не понимаете, что творите.
– Бей красных крыс!
Кто-то истерически хихикал. Толпа ринулась вперед. Падая, Рут увидел холодную упрямую улыбку на лице Дика.
IV
Несколько раз ему чудились голоса, но он никак не мог понять, чьи. Наконец он открыл глаза, сознание вернулось к нему. Лицо и голова были сплошь забинтованы. Сквозь распухшие веки он увидел узкую полоску света. Некоторое время он лежал, стараясь освоиться. Потом совсем рядом услышал голос Дика: