Старший оборотень по особо важным делам
Шрифт:
За долю секунды преодолев разделяющее недостроенный дом и тюрьму расстояние, она ударила Чибиса точно в лоб в трех сантиметрах над переносицей. Прошла через мозг, вырвалась из затылка и, еще не потеряв силы, впилась в обитую жестью дверь камеры, откуда ее потом и достали эксперты.
... Катя сидела на полу, на том же месте, с которого кричала Чибису, прислонившись к стене. Рукава куртки и свитера были закатаны, обнажая страшные «дорожки» на локтевом сгибе. Плечо было перетянуто резиновым жгутом, место свежего укола обозначала маленькая капля крови.
И стоял карабин.
В стороне лежала пахнущая порохом гильза.
Катя была мертва.
Так начался новый день...
23
В обсуждении плана захвата Чибиса участвовали, в основном, Егоров и Шилов. Миша больше слушал и смотрел на схему, которую рисовал Шилов.
В комнате было не продохнуть от сигаретного дыма. Негромко работал телевизор.
– Значит, так, Миша: ты подъезжаешь на машине и блокируешь вот эту арку. Я с волыной – справа и сзади. Петрович забирает Чибиса.
– А если охрана дернется?
– Если мои будут – не дернутся.
– Ну, а если не твои?
– Тогда план «Б».
– Это как? – спросил Миша.
– Черт его знает, в кино так говорят. Во всяком случае, стрелять я не буду.
– Вот этого я и боюсь, – Егоров развернул к себе листок со схемой.
– Злой ты, Петрович!
– Злой. Поживи с мое в тюрьме – станешь таким.
По телевизору начались новости. Краснов это первым заметил и сделал погромче:
– Криминальная хроника. Сейчас про нас чего-нибудь расскажут.
Все посмотрели на экран. Женщина-диктор бодро начала говорить про состоявшийся в ГУВД брифинг на тему борьбы с оргпреступностью.
Егоров поморщился:
– Слушай, достать бы газовик. Пальнем в салон – дешево и сердито.
– Лучше светошумовую гранату. Вопрос, где взять?
– У меня на Апрашке есть один знакомый барыга, он подгонит, – предложил Миша.
– А я их там всех знаю. «Гостили» когда-то, – усмехнулся Егоров.
Картинка на экране сменилась. Вместо дикторши в студии появился репортер, с микрофоном в руках стоявший на фоне большого недостроенного здания из красного кирпича.
Егоров сразу узнал дом напротив тюрьмы.
Миша – тоже.
– Это же... – начал он.
– Тихо! – поднял руку Егоров.
Репортер привычно выстреливал шаблонные фразы:
– Новое слово в истории заказных убийств оставил преступный мир Петербурга. Беспрецедентное по своей дерзости убийство произошло сегодня утром в следственном изоляторе номер четыре, который находится на улице Лебедева. Снайпер, расположившийся в соседнем доме, застрелил через окно камеры Николая Чибисова, в криминальных кругах более известного под кличкой Чибис...
– Вот и план «Б». Только чей? – Очень спокойным голосом сказал Егоров.
Невнятно выругавшись, Роман швырнул в стену железную авторучку. Она отскочила в тазик с водой.
В это же время в своем кабинете Арнаутов ставил Виноградова в известность о затеянной им глобальной общегородской операции. Предполагалось силами нескольких групп прочесать места возможного появления Шилова, хорошенько потрясти его связи и оставить засады, если где-нибудь нарисуется перспектива на задержание.
Стол был завален бумагами, телефон то и дело звонил. Арнаутов то садился на стул и начинал листать какие-то списки, то вставал и, сунув кулаки в карманы брюк так, что они трещали по швам, сообщал начальнику УСБ очередную гениальную идею.
Виноградов, прислонившись к стене, большей частью помалкивал. Он думал, что в своей ненависти к Шилову и в стремлении отомстить за погибших ребят и раненого сына, Арнаутов начинает сильно перегибать палку, но, не имея в запасе действительно сильных оперативных ходов, действует сумбурно и непродуктивно. Ни Шилова, ни Егорова он не задержит, разве только по чистой случайности. А вот жалоб на его действия может поступить множество, и с этими жалобами придется разгребаться ему, начальнику УСБ. Что ж, если Арнаутов подставится, он не станет его покрывать...
– В Доме офицеров Шилов тоже играл, – Арнаутов потряс какой-то бумагой, схваченной со стола.
Виноградов поморщился:
– С военными ссориться?
– Мы преступника ищем или в бирюльки играем?
– Коля...
– Что – Коля? Пока мы тут телимся, он вообще все улики зачистит. А потом явится в прокуратуру, и посмеется, когда мы не сможем ничего доказать. Это ведь какую наглость нужно иметь, чтобы Чибиса грохнуть, подбросить дохлую бабу и думать, что кто-то поверит? Это ж... Ничего, я его отправлю на пожизненное! Будет нюхать парашу и вспоминать, как в кабаках шиковал, бильярдист хренов!
Монолог Арнаутова прервал звонок внутреннего телефона. Он сорвал трубку:
– Слушаю, кто там? Что? Меня не волнует, что у тебя там с колесами! Если через десять минут машина не будет готова, я с тебя лично погоны сорву, без министра!
– А ведь на все адреса колес может и не хватить, – заметил Виноградов.
– Хватит! На своих поедут; понакупали джипов, морды отъели...
В кабинет влетел запыхавшийся подчиненный:
– Николай Иваныч, СОБР прибыл.
– Командиров групп ко мне для получения заданий.
– Есть!
...И уже через полчаса собровцы вместе с оперативниками арнаутовского отдела отрабатывали адресную программу.
Проверяли кабаки, где он бывал, и бильярдные, в которых играл. Станцию техобслуживания, на которой он чинил машину. Даже какие-то магазины, в которых он, якобы, часто покупал вещи. Допрашивали множество знакомых.
Добрались и до подмосковного Дома отдыха, где проживала семья Егорова. Жена, еще накануне предупрежденная Егоровым по телефону, вызвала сильные подозрения своей выдержкой, и ее долго кололи на предмет возможного местонахождения мужа, пугая ответственностью за укрывательство и предлагая подумать о дочке, на судьбе которой такое родительское поведение может очень негативно сказаться.