Старт
Шрифт:
Два лица одного и того же человека — земля и небо!
Чувство вины делает человека человеком!
Шестеро в темном зале — лицом к лицу с собственной совестью. Оживают погибшие. Замирают уцелевшие. Воспоминания переплетаются с кинокадрами. Черно-белое и цветное. Реальность и воображение.
— Сколько раз можно ошибиться и уцелеть? — Дара вопрошает безмолвный экран.
— Человек — это то, что ему остается, когда он все теряет! — отвечает Асен в ее воспоминаниях.
— Зачем, зачем?
— Умереть — это ведь
Лавина обрушивается внезапно. Грохочет. Кажется, мы слышим.
Кричит вожак в белом дыму. Шевелятся немые губы. Это призыв быть верными до конца!
Лавина, заснятая изнутри. Белый круговорот ее утробы. Живые и мертвые сливаются воедино.
Бесконечная белая смерть.
Но разве перед нами образ смерти в лице лавины? Нет, это бурное преображение, прыжок в другое измерение. А мы? Мы — в двух реальностях, мы в зале и на экране.
Что скажет снег? Внутри лавины начинаешь понимать его язык. Он поверяет нам истины, которые только мы можем постичь.
Снова живые и мертвые — в единстве лавины.
Надо найти в памяти что-то еще, последнее, самое важное. Самозабвенно увлеченный оператор повис над бездной, снимает, снимает. Он исполнен почти мистической веры в необходимость его искусства. Камера, вырвавшись из его обессиленных рук, остается поэтом, запечатлевает дивную красоту лавины, одолевая этим извечный человеческий страх перед ней.
Снежные светлячки.
Только живые хранят память. А вот сохранил ее мертвый и отдает живым. И сам остается, живой, теплый, любимый.
Память — самый прекрасный из человеческих миров.
Эпилог
Воображение без протезов
Шаги на снегу.
Эти ямки от протезов — тоже человеческие следы. Они даже глубже, чем следы обычные.
Так думал Суеверный, когда в больничном коридоре учился передвигаться на протезах. Одной рукой опирался на костыль, другой — подпирал стену.
Сколько усилий, сколько воли и самообладания, чтобы вынести боль каждого шага! Он ступает по раскаленным углям. Раны горят. Темнеет в глазах.
И все же он идет. Боль сковывает, но он не желает подчиниться ей. Он шагает. Первый шаг — начало новой жизни! Сколько муки! Как нелегко! Эту бы энергию да в какое-нибудь полезное действие — да он бы горы свернул! Но нет гор, есть движение — шаг, другой. Победа! Боль! Он стискивает зубы. Он отличается от неподвижной стены, за которую держится одной рукой, — ему больно! Каждый миг он может утратить эту боль, упасть, побелеть, слиться с белизной стены. Он распрямляется. Болью измеряет он расстояние — вот самый чувствительный шагомер! Коридор бесконечен. Преодоление бесконечности!
Он шагает. В шаге лучше, полнее всего выражает себя человек, в движении!
Воображение
Первое восхождение на протезах. Он двигается медленно. Он еще не привык. Он тратит слишком много сил. Лицо его оросил мученический пот. Он поднимает глаза. Взгляд утопает в бездонной дали.
Беловолосые хребты неутомимо вздымают над собой небосвод.
Сельский мальчик с пестрой сумкой через плечо возвращается из школы. В руке у него — голубой блокнот. Суеверный приостанавливается. Глубоко вдыхает всей грудью. Горы наполняют его своей необъятностью.
— Ты что рисуешь? Дай-ка поглядеть!
У мальчика прядка нависает на глаза. Он неохотно подает блокнот. Суеверный раскрывает. Его собственный детский рисунок. Когда-то и он так рисовал, прикусив язык от старания.
Белая бумага, зубчатая линия. Детское представление о горах, словно прыжок прямо к солнцу.
— Отлично рисуешь!
Мальчик замечает костыль и робко советует:
— Здесь круто! Там есть хорошая дорожка!
— Нет, я должен здесь!
— Почему?
Умные, любознательные глаза сияют на лице маленького горца.
— Знаешь, был такой знаменитый альпинист, Тенцинг Норгэй. И вот однажды его спросили, почему он поднялся на самую высокую гору в мире — на Эверест. А он был такой же горец, как ты! И он ответил: «Потому, что Эверест существует!»
Мальчик поднимает глаза к вершине. Детские удивленные глаза. Вереница вершин несет на своих могучих плечах облачную высь.
Шаги на снегу, протезы, костыль… Куда ведет эта дорога?..
В горы? Но куда? Ввысь или в пропасть?
Шаги на снегу. Планета обитаема.
Шаги зовут нас продолжить путь…
Перевела Фаина Гримберг.
Кирилл Топалов
БЕГИ… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Повесть
Кирил Топалов
БЯГАЙ… ОБИЧАМ ТЕ!
I
СПРОСОНОК СЛЫШУ — ТЕЛЕФОН!
Раз! — одним прыжком выпрыгиваю из постели… Два! — мчусь в прихожую… Три! — на пороге сталкиваюсь с бабушкой… Уф! — наконец-то: хватаю трубку… Бац! — заело.. Трясу аппарат…
Алло! Алло!
Частые гудки… На пороге бабушка собирает раскиданное белье в таз и ворчит. Просыпаюсь окончательно.
— Баб, телефон звонил?
— Черти у тебя в башке трезвонят! — сердится она, распрямляется и уносит свой таз. — Парню в армию скоро! — доносится с балкона старушечья воркотня, — а все еще дурака валяет. Носится как сумасшедший…