Старуха 4
Шрифт:
— Так много вопросов и так мало ответов… точнее, ответ всего один, просто не самый короткий. Гитлер у себя создал великолепную финансовую систему, позволяющую обеспечить очень быстрый рост промышленности, и воспользовался ее преимуществами максимально эффективно: двухконтурная система денежного обращения привела к тому, что в развитие промышленности пошло более двух третей общего объема финансирования экономики.
— Это примерно как у нас, так?
— Разве что очень примерно: у нас на промышленность уходит уже больше восьмидесяти процентов. Но принципиальная разница не в объеме безналичного контура денежного обращения, а во взаимодействии наличного и безналичного контуров. На начальном этапе разницы вроде как и не видно, поэтому промышленность и у них,
— А что за проблемы? Мы с такими не столкнемся?
— Не должны. У нас оба контура изолированы друг от друга, а Гитлер изначально заложил в систему принцип, позволяющий ему заинтересовать в использовании такой системы частный капитал, которого у нас в принципе нет: он пообещал открыть конвертацию безналичных денег в наличные для частного капитала после того, как какие-то рубежи в экономике будут достигнуты. И теперь ему требуется своим капиталистам откуда-то выдавать уже деньги наличного контура, а он настолько меньше безналичного, что за счет внутренних ресурсов он это проделать не может. А у нас эта проблема в принципе возникнуть не сможет, безналичный контур у нас полностью автономен и конвертация денег просто запрещена по закону. И не потому запрещена, что мы такие коварные и злобные твари, а потому, что такая конвертация просто обрушит всю экономику. Ведь наличный контур учитывает трудозатраты на производство товаров народного потребления и денег в нем ровно столько, сколько в экономике имеется таких товаров. А безналичный учитывает трудозатраты на производство средств производства, которые народу не продаются — и если эти деньги хлынут в потребительский контур, то начнется безудержная инфляция. А так как у нас этого произойти не может, то у нас экономика вообще безинфляционная!
— Это, безусловно, радует, но ответь мне вот на какой вопрос. Я читал твои расчеты двухконтурной системы, и получается, что производство станков и всего прочего, если считать в рублях, должно стоить в разы дешевле, чем производство товаров для народа.
— Так и есть! Я поясню…
— Я же сказал: твои расчеты я читал. А поясни мне вот что: почему каска для бойца у нас стоит дороже, чем автомобиль.
— А тут и пояснять нечего: каска стоит столько, сколько мы можем себе позволить за каску платить.
— Вот ты мне всё вот прям сразу и разъяснил!
— Конечно, я же специалист по разъяснениям! Но попробую на человеческом языке. Для производства этих касок НТК, по сути дела, создал отдельную отрасль промышленности, даже несколько отраслей. Но создал НТК эти отрасли потому, что у НТК были средства, которые он мог себе позволить на это потратить. Стальной шлем, которым обеспечены отряды Красной Армии, стоит всего двадцать семь, если не ошибаюсь, рублей — но он защищает бойца гораздо хуже.
— В двести раз хуже?
— Не знаю, но я думаю, что раза в три-четыре, но это вообще неважно. НТК делает шлемы, которые защищают… пусть в три раза лучше, и может себе позволить тратить на него в двести раз больше исключительно потому, что может себе это позволить! НТК мог — и позволил, позволил себе создать несколько отраслей промышленности, которые ничего, кроме этих касок, произвести не могут. А тезис этой дамочки о том, что если рабочих из этих отраслей изъять и заставить их делать что-то другое, то сделают они этого другого на порядки меньше, если в деньгах считать, объясняется тоже очень просто: в эти отрасли вложены — уже вложены — несметные средства, и большая часть такой высокой цены объясняется амортизацией этих самых вложенных средств. А еще — очень высокими энергозатратами, ведь электричество тоже денег стоит. Однако и тут засада: электростанции у них стоят возле заводов, эту электроэнергию мы не можем в другое место направить. Пока не можем, хотя Глеб Максимилианович и старается изо всех сил эту проблему решить. Но пока он ее не решил… к тому же, забыл добавить, все эти каски, ружья, прочая амуниция не является товаром вообще. Ни потребительским, ни средством производства. И заводы, отрасли, которые все это производят — они, по сути, производителями не являются, они — чистые потребители. И на самом деле большую часть потребляют как раз не заводы, а научные институты, занимающиеся разработкой лучшей амуниции и оружия. Поэтому и цены в военных отраслях такие высокие получаются. Но — только в полностью военных, те же танки получаются дешевыми, потому что на танковых заводах и трактора делают, и еще много чего нужного в быту и в народном хозяйстве.
— В целом понятно… но каска за пять с лишним тысяч…
— Вижу, что ничего не понятно: если считать цену этой каски в «настоящих» деньгах, то она стране обходится рублей в полтораста. Это — настоящие деньги, которые получают рабочие и инженеры, которые трудятся по всем производственным цепочкам. А остальное — условные, «ненастоящие» деньги, которые на самом деле отражают в основном стоимость потраченного электричества. Которая считается по оптовым нашим ценам для промышленности, хотя реальные затраты на электростанциях НТК довольно часто получаются гораздо ниже. Я это точно знаю, меня год назад Валериан Владимирович просил обнаружить, где в химпроме НТК народные денежки разворовывают, как раз про каски вопрос был…
— То есть, ты хочешь сказать…
— НТК может позволить стране тратить много для повышения обороноспособности, и поэтому…
— Я про другое: значит, немцы будут вынуждены после победы над французами начать новую войну. И им удобнее всего, выходит, воевать начать с нами…
— Я так не думаю. То есть в целом ты прав, но немцам потребуется еще изрядное время, чтобы побежденную Францию переварить, и в процессе этого переваривания они будут воевать с теми, кто послабее. Бельгию они фактически оккупировали, хотя формально Бельгия осталась независимой страной, там еще Голландия есть… Югославия тоже выглядит неплохо в плане завоевания.
— А Швеция?
— Я же не стратег и не политик. Но Густав — парень ловкий, наверняка попробует с Гитлером договориться. Причем так, чтобы и с нами при этом не поссориться, а вот Хакон… Шансов у него продержаться еще хотя бы неделю вообще нет, и то, что наши части успели войти в Нарвик до немцев, все же Густава серьезно так с севера прикрывает. По крайней мере у него появляется веские доводы в пользу непоставок в Германию руды: мол, русские не пускают. Но с ним нам еще договариваться и договариваться, он о своей выгоде думает. Что, в принципе, и неплохо — но чем его заинтересовать, чтобы он с немцами… поаккуратнее себя вел, нужно хорошо подумать.
Война в Европе шла «по плану». То есть по плану немецкой армии, и тридцать первого мая германские войска прошли торжественным парадом по улицам Парижа. А второго июня, когда в Москву были доставлены газеты с фотографиями торжества, Иосиф Виссарионович снова вызвал к себе Веру:
— Вера Андреевна, нам очень нужна от вас весьма специфическая помощь.
— Схимичить что-то специфическое?
— Нет, — усмехнулся Иосиф Виссарионович, — химичить ничего… специфического не нужно. Нам, Советскому Союзу нужна вся мощь твоего острого язычка, твоя способность успешно торговаться со скандинавами.
— У нас сейчас просто нечего больше предложить Марте.
— Зато у нас есть что предложить Густаву… и Хокону. Вот только товарищ Коллонтай для таких предложений подходит… не очень, ее Густав персонально очень не любит.
— А меня прям вот обожает!
— Не думаю, но к тебе он относится… с должным уважением, поэтому сказанное тобой он выслушает. И не просто выслушает, но и обдумает, а затем примет какое-то решение. Я все понимаю, точнее, понимаю все возможные риски — но мы пришли к выводу, что положиться мы можем сейчас только на тебя. То есть, пойми меня правильно, мы бы и без тебя скорее всего справились бы со стоящей перед нами задачей, но с тобой эту задачу можно решить гораздо быстрее — а время сейчас работает против нас.