Старухи
Шрифт:
– А ну-ка! Кто там озорничает?! – дребезжащим голосом заверещала Анисья.
Старухи заёрзали, защёлкали вывернутыми временем суставами, заскрипели негнущимися ногами, поспешая в сторону, куда указывал Димасик-дурачок, заголосили на все лады, оглашая тихий вечер криками, подобными тем, что издают помоечные чайки. Что уж, старость не радость.
А к ним навстречу в то же время, прямо из лесу, неторопливо, будто б пьяный, вразвалочку, вдруг вышел здоровенный рыжий детина. Был
Старухи выстроились клином. Первой встала Матрёна. Рыжий, не дойдя полуметра до них, упал плашмя, потеряв сознание. Бабки засуетились и забегали. Гостя из лесу перенесли в дом. Отпоили, отмолили, отговорили, отхлопали по щекам и уселись рядом, вокруг кровати, на которую положили заплутавшего, послушать, что за чудеса нынче в мире происходят, что красивых мужиков на дорогах нонеча находят.
Рыжий детина хмурился и моргал, порывался вставать и указывал куда-то, вероятно, в лес, откуда вышел.
– Шок у него, – серьёзно сказала Анисья. – У мужиков такое бывает.
Старухи согласно закивали.
– А Димка-то каков? – гордо оглядела соседок Матрёна. – Орёл! Фелшера! Фелшера, кричит, позовите, человеку плохо!
– Да не так всё было! – встряла сухонькая Олюшка. – Он «Помогите!» кричал!
– Нет, и фелшера звал, я слышала сама, – заговорила быстро Анисья.
– Я слышала, он кричал: «Помогите», и тётю звал! Дурачок, прости, Матрёна, фелшер-то у нас парень. А он его тётей… – рассмеялась Олюшка.
– Да поди ж ты! – разозлилась Матрёна. – Не так он кричал. Он кричал: «Позовите того фелшера, который тётю мёртвую смотрел», а «Помогите» – это он так, потому что положено.
– Ой, а может, там ещё и тётя? – встрепенулась Анисья. – Это он не фелшера тётей назвал, а кричал, что тётя там.
– Я и говорю, дурачок, – съязвила Олюшка. – Хоть фелшера, хоть этого найденного – всё одно, мужиков тётями кличет. Дурачок и есть.
Матрёна, не обращая внимания на колкие замечания в адрес внука, чего уж – привыкла, да и сама понимает, что ни пяди у Димасика во лбу, скомандовала подъём.
– Надо-от посмотреть да глянуть, пока не стемнело, вдруг там и фелшер, и тётя ещё есть…
– Ага, – нехотя слезала с табурета Олюшка. – Райцентр нам туда в лес перенесли, и тёти, и дяди – все там, в канавке сидят под кусточком, и перзидента завтра на вертолётах привезут. Ты уж тогда Матрёна такой растрёпой туда не ходи, губы что ли накрась, а то – срамота. Куда ты на ночь глядя в лес людей пугать…
– Ага, – засмеялась Анисья. – Она губы-от накрасит, так у Олеськи-криворотой лешего отобьёт! Поди потом хлопот не оберёшься… Откуда ж там фелшеру-то быть, скажешь тоже?
– Всяко может быть. Пошли, – строго сказала Матрёна.
Старухи мелко захихикали и поспешили к месту, откуда вышел рыжий. Димасика оставили с новым человеком… Шутка ли, жизнь бабки прожили долгую, а ума ребёнка с незнакомцем не оставлять не хватило. Ей-богу, курицы: только бегать да кудахтать.
Далеко в лес не пошли. Какой там, от дороги посмотрели, погукали – да к дому. Был бы жив человек, так вышел бы давно. А коли мёртв, так и пусть его, лежит, всё одно: ничем не помочь ему уже.
Тараторя, старухи вернулись к дому. Матрёна заторопилась к холодильнику, где лежали очки и мобильный телефон с большими кнопками. Старухи сгрудились в кучу и затихли.
– Мила? Мила?! – закричала через минуту Матрёна, словно пытаясь докричаться до райцентра. – Я тебе жениха нашла! Мила?!
Бабки захихикали. А Мила, дочка Матрёны, мама того самого Димасика-дурачка, кажется, не на шутку разозлилась, потому что из телефона отчётливо донеслись встревоженные женские крики.
– Ты фелшера утром с собой вези, Мила! Тут у нас ситуация! И милиция пусть едет!
Постепенно Матрёна сплела в трубку такую небылицу, что в пору приезжать было бы в деревню не только милиции и скорой, а и космонавтов неплохо бы выписать прямо с орбиты на удивительный участок земли, о котором поведала старуха дочери.
– А где Димасик-от? – всполошилась Анисья.
Старухи всплеснули, как одна, руками и заходили по комнатам, приговаривая «Димка-Димка» и заглядывая в тёмные углы, словно искали собаку, а не человека.
Димку нашли в комнате с рыжим, у стены, в углу, куда он забился, словно от страха. Весь он был взъерошенный, дрожал и тихо шептал:
– Тётя! Тётя!
Матрёна гневно обернулась на найденного мужика, но тот был не лучше Димасика, тоже напуганный какой-то.
– Беда с этими мужиками совсем, – резюмировала Анисья. – Ну что вот бабы-от, ну всё на бабах, а мужики сплошь бракованные. На минуту нельзя оставить.
Бабки стояли посреди комнаты, из одного угла которой доносились всхлипы мальчишки «Тётя! Тётя!», а в другом углу здоровый детина с кровати тыкал пальцем в сторону окна и мычал. Чего уж, Анисья была права.
– Чего это они? – спросила Матрёна.
– Может, мужик-то грамотный? Чай, в мирное время живём, он школе-то обучен. Ты дай-ка ему, Матрён, ручку. Мы спросим.
Матрёна засуетилась в поисках какой-нибудь бумаги и вскоре вернулась с Димкиным альбом и коробкой цветных карандашей, сунула всё мужику и строгим тоном повелела:
Конец ознакомительного фрагмента.