Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище)
Шрифт:
И даже так это было тяжело. Мышцы ныли. По лицу градом катился пот.
Дверь. Маленький выступающий порожек.
В конце коридора словно распахнулись ворота в ад. Пламя ползло по потолку, и я с ужасом понимала, что до лестницы оно доберется раньше меня. В этот момент, глядя, как распускается смертоносный цветок огня, я почувствовала, что у меня опускаются руки.
Не успею.
Вдвоем с Реймоном — нет.
Я должна его оставить.
На верную смерть. На страшную, мучительную погибель.
Я не могла.
—
Вдруг из дыма небесным благословением раздался знакомый голос:
— Мэри!
А следом в темном зловонном мареве проступил силуэт.
Олиф!
Вернулся!
Согнувшись пополам, я уперла руки в колени и застонала от облегчения.
Ничего не потеряно! Мы еще поборемся! Помощь пришла!
У меня открылось второе дыхание. Руки налились силой. Вместе с Олифом мы подняли с пола грузное тело Реймона и потащили к лестнице. Было так дымно, что и я, и Ол непрерывно кашляли и почти ничего не видели. Глаза слезились от ядовитых испарений. Легкие будто сплющились. Казалось, плотным слоем на них налипла сажа и теперь не давала им раскрыться. Частички гари скрипели на зубах, щекотали нос.
Лестница пылала, но по ней еще можно было спуститься, и мы устремились вниз, по огненному туннелю, мимо горящих перил, под сыплющимися искрами, сквозь кольцо шипящего пламени, которое постепенно смыкалось.
Где-то на середине пролета сверху на нас обрушилось нечто серебристое, сияющее. В первую секунду я решила, что это рухнул потолок, и вся сжалась, втянув голову в плечи. Но боли не было. Наоборот, я почувствовала облегчение, в невыносимом пекле — внезапную приятную прохладу.
По лицу что-то текло. С волос капало. Одежда отяжелела и прилипла к телу.
Вода!
Я вся была мокрой.
Новый сверкающий поток воды разбился о ступеньки перед нами.
Откуда здесь вода?
Неважно. Она потушит огонь
Спасение!
Однако ничего не изменилось. Со всех сторон к нам тянулись языки пламени. Вода их не гасила, не прибивала к полу. Пожар не ослабевал. Он поглощал воду, как топливо, и разгорался ярче, сильнее, яростнее.
Моя радость была поспешной.
Рядом выругался расстроенный Олиф.
— Это не простой огонь, — раздался откуда-то голос Лунет, звенящий от паники. — Вода перед ним бессильна. Я пыталась вам помочь. Пыталась, но… Я улетаю. Бегите! Спасайтесь!
И, стиснув зубы, мы побежали вниз.
Ступеньки, ступеньки, ступеньки.
Казалось, этой лестнице не будет конца, но вот впереди сквозь рваные клочья дыма и пелену слез я разглядела парадную дверь, распахнутую настежь.
Выход.
Сердце подскочило и оглушило меня неистовым грохотом.
Уже близко. Неужели у нас получилось? Осталось только пересечь холл.
Не отрываясь, я смотрела на заветный прямоугольник двери, на виднеющийся в нем кусочек улицы, на темные фигуры
Люсиль. Гаэл. Жюли.
Они ждали нас, молились за нас и умирали от страха.
Скорее туда, к ним, наружу, где безопасно, где жизнь.
— Папа! — истошно заорала Жюли, заметив отца в задымленном холле.
Сквозь распахнутую дверь я видела, как разрыдалась от облегчения Гаэл. Ее тощая фигурка переломилась пополам, как ветка сухого дерева. Плечи тряслись. Руки закрывали лицо.
— Все в порядке! Мы здесь! Все хорошо! — закричал ей Олиф.
— У нас получилось, — шепнула я.
И тут над головой раздался чудовищный треск. Как будто разверзлись небеса.
Дом начал рушится.
Сверху, преграждая нам путь, посыпались горящие балки.
Все случилось за секунду.
Только что я видела дверь, рассветное небо, прыгающую перед крыльцом Жюли, плачущую Гаэл, слышала голос Люсиль. И вот перед нами гора из пылающих черных обломков. Сплошная стена из горящей древесины, которую не обойти, через которую не перелезть.
Выход завалило.
Впереди огонь, сзади огонь, повсюду огонь. Мы в ловушке. Со всех сторон окружены пламенем.
Мой мозг отказывался это понимать.
Мы же почти спаслись. До двери оставалось всего несколько метров. А теперь двери нет.
Это… всё?
Конец?
Мы умрем?
Я проживаю последние минуты своей жизни?
И снова на меня обрушилось ощущение нереальности, сна. Я стояла, оглушенная, отупевшая, и смотрела на груду обугленных балок, заваливших дверь. Тут и там между ними вырывались языки пламени и лизали темное дерево.
Я почувствовала, что тело Реймона тянет вниз, что я больше не могу его удержать. Это Олиф опустил руки.
— Дурак, — с надрывом бормотал кучер себе под нос. — Баран. Идиот. Зачем сунулся в пожар? Героем себя возомнил? А теперь умрешь, герой. — Он резко повернулся ко мне. Его глаза вылезли из орбит и горели безумием. — У меня же семья. Жена. Дочь. Я их больше не увижу?
Этот его дикий взгляд, этот мучительный вопрос в голосе…
Мне захотелось провалиться сквозь пол.
Моя вина.
И графа не спасла, и Олифа погубила.
У него ведь и правда семья.
Думали ли я об этом, когда молила о помощи?
— Мы умрем? Что нам делать, Мэри? Мы умрем? Что нам делать? — объятый паникой, Олиф превратился в заевшую пластинку.
Под градом его повторяющихся вопросов я опустилась на пол к Реймону и свернулась калачиком у него под боком. Грудь Его Сиятельства мерно вздымалась под моей головой, сердце билось ровно и спокойно. В своем милосердном забытьи он не знал, что жить нам осталось считанные минуты.
Огненное кольцо сужалось. Воздуха становилось все меньше.
— Прости меня, Реймон, — шепнула я, задыхаясь от кашля и глотая слезы. — У меня не получилось.