Старушки подружки
Шрифт:
– Жаль мне тебя, – вдруг проговорила Софья со вздохом. – Просто жаль.
– Это почему это?
– Соришь ты своими деньгами без разбору. А есть себе покупаешь всякую дрянь. Вот питалась бы хорошо, ела бы фрукты, да рыбу хорошую, вот бы и чувствовала себя прилично. Может и голова у тебя заработала бы ладом.
– Да ну тебя, – обиделась Ася и положила трубку.
После этого разговора Софья Михайловна, сколько не смотрела за окно, сколько не вздыхала, сколько не вглядывалась в туманную осеннюю даль – так ничего и не смогла больше придумать. Стихи на ум не шли. Утро пропало даром. Время потеряла
На следующий день, когда Софья едва успела приблизиться к столу, чтобы заняться творческой работой, ей снова позвонила Ася:
– Знаешь, почему сейчас туалетная бумага стала такая тонкая? Только возьмешь в руки – уже разваливается, – сказала она тоном человека, который только что узнал важную тайну.
– Нет, – не понимая в чем тут дело, ответила сонная Софья Михайловна.
– А я узнала.
– Ну, и в чем же?
– Это для того, чтобы из неё было удобнее делать колбасу. Ха-ха -ха!
– И ты из-за этого мне позвонила? – возмутилась Софья.
– Да… Я думала, ты посмеёшься вместе со мной.
Софья Михайловна положила трубку, поморщилась и поняла, что сегодня снова ничего не напишет. Эта дура опять испортила ей настроение. Ну надо же придумать такую чушь.
Софья Михайловна откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Солнечный свет стал проникать сквозь её морщинистые веки прямо в голову, и от этого душа постепенно начала наполняться какими-то далекими детскими воспоминаниями, когда Софья открывала для себя мир, когда обыкновенная зелёная трава вдоль забора вызывала восторг. Когда легкое дуновение ветра, от которого шелестела листва, уже что-то значило, уже о чем-то говорило.
Софья привычным движением взяла авторучку, придвинула к себе чистый лист бумаги. Сейчас она напишет первую строчку стихотворения. Сейчас, сейчас. Это стихотворение будет навеяно детскими воспоминаниями. Оно будет пронзительным и ярком, как солнечный свет за окном. Ей надо только сосредоточиться. Только отрешиться от всего сиюминутного.
И в это время снова зазвонил телефон.
Софья Михайловна с раздражением подняла трубку.
– Да.
– Ну, куда сегодня пойдем? – глуховатым голосом спросила Ася.
– А мы куда-то собирались? – холодно спросила Софья.
– Нет. Но не дома же сидеть весь день, когда на улице такая погода.
– Какая погода?
– Ни ветра, ни дождя и солнце с самого утра, – пояснила Ася.
Софье очень захотелось сказать подруге что-нибудь грубое. Что-нибудь такое, после чего Ася надолго от неё отстанет, но представила себе, как потом ей будет скучно без Аси и отогнала от себя эту мысль. С кем ещё она сможет потом поговорить по душам? Кто ещё будет безропотно выслушивать все её бредни, исполнять её просьбы, следовать за ней по пятам. Нет уж, лучше терпеть эту вздорную и глупую старуху. С ней хотя бы не одиноко. А стихи подождут.
Кофта
Однажды Ася решила купить себе новую кофту. Она уже давно себе ничего не покупала. Лет двадцать, наверное. Так и жила во всем старом и даже мысли у неё стали какие-то неясные, невеселые – тоже старые. А тут вдруг она пенсию получила и подумала: «Вся обносилась я. Даже шляпа у меня какая-то скособоченная. Нешно я новой кофты не купить не могу до старости лет, когда у меня такая хорошая пенсия стала».
Подумала так Ася, подумала и стала собираться на «Долгоозерный» рынок, который находится на улице Илюшина, 14. Собиралась, собиралась, ходила, ходила у зеркала, прихорашивалась, и решила на всякий случай позвонить Софье Михайловне. Пусть придет, посмотрит на неё, когда она новые наряды будет выбирать. У Софьи-то ничего нового давно нет. Пусть она ей позавидует. Пусть посмотрит, как она будет наряжаться.
Встретились на «Выборгской» станции метро, зашли в душный вагон, уцепились за поручни, поехали. Вышли из вагона на станции «Комендантский проспект». Там до рынка оставалось уже рукой подать. Но Софья Михайловна стала настаивать, что нужно поймать такси. Нечего пешком по городу шататься, когда голова ладом не работает. Ася и так уже со страхом прикидывала, во сколько ей кофта обойдется, а тут ещё эти новые фортели Софьи – такси. Одно разоренье с ней.
В конце концов, Софья уехала на такси – Ася пошла пешком. И всё было бы хорошо, если бы по дороге Ася не заблудилась. Видимо она свернула куда-то не туда.
Она заблудилась так сильно, что когда стала спрашивать у прохожих, где находится «Долгоозерный» рынок – они только плечами пожимали. Вот до чего дошло. Или дошла.
В конце концов, какой-то дед посоветовал ей взять такси, чтобы зря не по городу не плутать. Небось, немолодая уже.
Так Ася и сделала.
Софья Михайловна, между тем, уже ждала Асю возле базара. И как только увидела, что она из такси выходит – так и вскипела вся изнутри. Возмутилась. Вот ведь какая дура, а! За двоих же можно было меньше заплатить, чем за одну. И зачем только она согласилась Асе помогать? С ней одни бесполезные хлопоты – больше ничего.
Когда стали примерять кофты, Софья Михайловна надела очки на две диоптрии больше, чем всегда носила. В этих очках она видела все недочеты шитья, все вытянувшиеся ниточки и прочие изъяны производственного брака. Правда при этом подносила свой большой нос очень близко к кофте и смотрела на неё со строгим выражением лица. Как будто видит нечто необычное. А когда отдаляла нос от кофты, то обязательно делала губы коромыслом, создавая вид, что она детально анализирует увиденное.
– Ну как? – спрашивала Ася, поворачиваясь перед профессоршей и так и этак.
– Да вроде ничего. Только цвет…
– Что?
– Цвет тебе не к лицу. Цветы слишком яркие на груди. И покрой молодежный.
– Откуда ты знаешь? – раздражалась Ася.
– Так мне кажется.
– Кажется ей, – ворчала худая старуха.
В конце концов Асе пришлось купить кофту невзрачного салатного цвета с маленькими синими цветочками. Эта кофта показалась Софье Михайловне самой подходящей для Аси по фасону. Новая кофта была недешевой и недорогой, только уж очень тонкой и очень воздушной. Откровенно говоря, Асе хотелось выбрать кофту посолиднее и потолще, такую, какая была у её покойной мамы. Но таких кофт видимо уже не производили. Всю хорошую матерью заменила какая-то тонкая синтетическая дрянь.