Старые черти
Шрифт:
— Это я подарила тебе эту кружку? — поинтересовалась Рианнон.
— Когда была совсем маленькой. Кстати, очень симпатичная кружечка.
Упомянутый сосуд представлял собой многогранную, расширяющуюся кверху чашу с позолотой на ободке и ручке, цветами по бокам и витиеватой надписью «Мама». Сейчас в кружке был налит растворимый лимонный чай и плавал ломтик настоящего лимона. Еще перед Рианнон лежали на тарелке апельсин и банан, а рядом стояла мисочка с кусочками консервированного ананаса.
Розмари бросила на еду скептический взгляд:
— И это весь
— Не отказалась бы, но яйца страшно вредны для здоровья. В них полно этой дряни, ну, знаешь, от которой случаются сердечные приступы. Что-то связанное с жиром.
— А то, что ты собираешься съесть, чрезвычайно полезно, да?
— Да. В апельсинах и бананах полно калия, который необходим для печени.
— Кто сказал?
— Дороти. А она эксперт в этих делах. Кучу книг прочитала, хочет быть в теме.
— Ты так говоришь, будто это ядерная физика. Впрочем, Дороти ничто не остановит. — Розмари кивнула на миску с ананасами. — Вряд ли здесь осталось много калия.
— Чуточку, наверное, осталось. Фрукты есть фрукты.
— Ну да, понимаю, ты решила, что после вчерашнего кутежа надо позаботиться о печени.
— Я вела себя не слишком ужасно?
— Ты не бываешь ужасной. Надеюсь, все хорошо провели время.
— Мы с Питером очень хорошо поболтали. По-моему, я тебе говорила: он сильно переживает из-за того, что случилось сто лет назад.
— И правильно делает, — заметила Розмари, правда, довольно мягко.
— Давай не будем об этом. Как бы то ни было, мы с ним кое-что прояснили.
— Отлично. Не забудь пообедать. Съешь что-нибудь приличное, никаких перекусов.
— Не волнуйся, обед будет приличным. На старину Малькольма всегда можно положиться, он такой заботливый. Даже слишком.
— Что ты имеешь в виду?
— Да так, ничего особенного. Кстати, о кутежах. Вчера выпивала с одним бывшим поклонником, сегодня еду обедать с другим. Вот это называется прожигать жизнь!
Розмари незаметно улыбнулась, скорее печально, чем весело, а вслух сказала только:
— Пока ты еще здесь, объясни, что мне нужно сделать.
— Главное — вот это создание. Выводи ее каждые два часа. Еще должны позвонить часов в одиннадцать насчет ремонта крыши.
— Я скажу, чтобы перезвонили позже. Когда ты вернешься?
— Не знаю. Может, скажешь им…
— Пусть позвонят утром.
— Дело в том, что мы уже договорились с другой компанией, они берут меньше. А этим нужно передать, что мы отказываемся от их услуг. Сможешь? Ты просто передашь мои слова.
— А если ты будешь объясняться с ними сама, тебе придется выслушать много неприятного? Все понятно. Ладно, передам. Еще что-нибудь?
— Вроде все. Похоже, большую половину дня тебе нечего будет делать.
— Не волнуйся, я себе занятие найду. Кое-что нужно привести в порядок.
«Ага, произвести впечатление на щенка, чтобы не забыл до следующего приезда. Очень разумно», — подумала Рианнон, но, увидев, с какой прытью Розмари бросилась к зазвонившему телефону, засомневалась.
На столе лежала газета, открытая на странице с гороскопами, — забавное чтиво, хотя сама астрология, конечно, чушь, чтобы там ни говорила Дороти. Благодаря телепрограмме, объявлениям о свадьбах и колонке старины Джимми Гетина, появлявшейся раз в две недели, газета много лет назад одержала победу над конкурентами, по крайней мере в том, что касалось Рианнон, которая покупала ее до сих пор — даже после того, как печень бедняги Джимми отказала раз и навсегда, из-за нехватки калия или по какой-то иной причине, неизвестно. Вообще-то с Джимми больше дружил Алун, и Рианнон никогда не читала его колонку, разве что первый абзац привлекал ее внимание многообещающей атакой на какого-нибудь крайне левого деятеля, о котором она краем уха слыхала. Дальше интерес Рианнон к политике не распространялся, но и литература ее занимала, только когда дело касалось Алуна, да и тогда не особо сильно.
В университете, под чутким руководством Гвен и Дороти, она пробовала исправить положение, читая или пытаясь читать книги по этим двум предметам, а еще по искусству — в них картинки были красивые, хотя далеко не все. Ничего из этого не вышло, и к концу учебы Рианнон забросила все попытки с чувством стыда и облегчения. Стыд так и остался: она отчетливо помнила свидание с невысоким студентиком, изучавшим немецкую культуру, и его изумленные слова в конце вечера: «Да ты же ничем не интересуешься!» Тогда Рианнон ничего не ответила и не нашла ответа до сих пор: то, что ее действительно интересовало, было слишком незначительным, слишком расплывчатым и не могло бы составить учебный курс. Так уж сложилось, но она по-прежнему чувствовала себя неловко.
В коридоре послышались шаги Розмари. Рианнон виновато запихала в пачку сигарету, которую только что вытащила, и сделала вид, будто увлечена гороскопом. Прочитала предсказание для Львов (ее знак), которое обещало хороший день для завершения коммерческих сделок, если только Львы не разразятся своим знаменитым рыком.
— Уильям звонил. Ну, ты знаешь, Уильям Томас.
— Да? — переспросила Рианнон, стараясь выказать должные интерес и удивление.
— У него сегодня выходной, и я пригласила его заехать к нам. Ты не против?
— Конечно, нет! Прекрасная мысль. Это… — Рианнон едва не сказала: «…внесет хоть какое-то разнообразие в твою жизнь», — но сдержалась и закончила невнятным голосом: — просто замечательно!
— Еще чаю?
— Нет, спасибо, милая. Мне пора собираться.
— Позовешь меня, когда будет нужно.
В ванной Рианнон повесила на крючок просторный, явно с мужского плеча, махровый халат — его подарили на день рождения Алуну, но тот через пару недель снова стал носить парижский, из светло-зеленого муарового шелка. Тапочки, которые связала Дороти из красной шерсти и украсила зелеными буквами Р — под цвет валлийского флага, немного жали, особенно в подъеме левой ноги, и Рианнон обычно снимала их с облегчением. Ночная рубашка выглядела довольно скромно: белая хлопчатобумажная ткань и отделка шитьем.