Старые черти
Шрифт:
— М-м-м… — Может быть, сейчас она даже не врала.
— А мои слова? Я…
Рианнон не смогла ответить утвердительно.
— Нет. — Она сокрушенно покачала головой. — Прости.
— Не извиняйся, милая Рианнон, не нужно. — Малькольм посмотрел поверх ее головы в сторону берега. — Ты так расстроилась из-за того, что все забыла, а для меня это почти то же самое, как если бы ты вспомнила.
Возникла некоторая натянутость, но по крайней мере все встало на свои места. Рианнон достала салфетки, расческу и начала приводить себя в порядок, а Малькольм пустился в рассказ о том, что эту церковь построили предположительно в двенадцатом веке и на южной стене
— Когда-то там стояли дома, до того как море поднялось, — сказал он. — Целая деревня.
Рианнон слышала, что когда-то море покрывало болота, а потом отступило. Должно быть, это произошло в другое время.
— Наверное.
— Говорят, что два раза в год во время отлива, когда вода спокойная, сквозь нее можно разглядеть улицы, даже дома. И церковь.
— Ты по-прежнему пишешь стихи?
— Ты помнишь! — Малькольм счастливо улыбнулся. — Да, конечно. И думаю продолжать. К счастью, у меня еще есть что поведать миру.
Прежде чем он успел сказать, что именно, Рианнон выпалила в приливе внезапного вдохновения, удивившего ее саму:
— Где-то здесь был очаровательный розовый сад с кирпичной оградой и перголами над тропинками. Он принадлежал какой-то богатой семье, но после обеда туда пускали всех желающих. Не знаю, открыт ли он сейчас.
— Ну-ка, ну-ка… Может, Мансел-Холл? За Суонсетом?
— В этот раз меня не поймаешь. Я не совсем…
— Да, я понял, что ты имеешь в виду, — Брин-Хаус, точно. Дом из местного камня, облицованный кирпичом. Здесь недалеко. Хочешь туда поехать?
— М-м-м… Помнишь, мы как-то ездили туда летом, день еще тогда был непогожий?
Тот непогожий день ей запомнился: холодный и пасмурный, хотя почти без дождя.
— Думаю, да, — вполне ожидаемо ответил Малькольм. — Помню. Давай сейчас съездим, посмотрим. Как знать, может, тот сад пробудит новые воспоминания.
— А вдруг его больше нет? С тех пор многое изменилось.
— Все равно поедем, хорошо?
Голос вновь звучал мечтательно, как будто Малькольм чувствовал, что нашел частично предопределенный путь, — вернее, они вместе нашли. Поймав его взгляд, Рианнон поняла, что опасность еще не миновала, но решила: делать нечего, пусть говорит. Она взяла Малькольма за руку и не отпускала до самых ворот. За церковной оградой Рианнон вновь сжала его ладонь — в знак утешения, или извинения, или чего-то, что сошло бы за понимание, или просто как человек, который дает понять другу: что бы ни случилось, мы переживем это вместе. Малькольм ответил на пожатие, но молчал, пока они не миновали болота, а потом впервые в жизни заговорил о каких-то пустяках.
6 — Малькольм, Мюриэль, Питер, Гвен, Алун, Рианнон
1
— Отель «Библия и Корона», Таркин Джонс слушает.
Тарку было свойственно называть свое заведение именно так, хотя (вернее, потому что) оно не предоставляло гостям стол и ночлег и никто, кроме владельца, не воспринимал его как гостиницу. Все с готовностью соглашались, что это характеризует самого Таркина, но, как подчеркнул однажды Чарли, трудно сказать, с какой стороны. Гарт добавил, что это очень по-валлийски, и возражений не последовало.
В другое время Малькольм охотно поразмышлял бы на эти темы, особенно — на последнюю, но только не сегодня. С неестественной четкостью он представился полным именем.
— Кто? — рявкнула трубка.
Повторив свое имя еще отчетливее, Малькольм спросил, не здесь ли мистер Алун Уивер, и получил в ответ продолжительное молчание, которое нарушали доносящиеся издали женские возгласы притворного удивления и резкий звук, похожий на сигнал судейского свистка. Малькольм терпеливо ждал. Он раза два глубоко вдохнул и сказал себе, что нисколько не сердится. Алун подошел через несколько минут и буркнул что-то невнятное, как человек, не ждущий хорошего от незапланированного телефонного звонка. Малькольм снова представился и спросил:
— Много там народу сегодня?
— Почти все разошлись. Вообще-то я был почти один. Обычно я здесь в это время не бываю.
Отвечая на незаданный вопрос, Малькольм признался:
— Рианнон упомянула, где ты.
— Неужели? Понятно. — Сейчас Алун говорил с простодушной благожелательностью человека (валлийца, как наверняка подчеркнул бы Питер), который готовится к маневру.
— Слушай, Алун, я тут подумал, может, заглянешь к нам по дороге домой, выпьем по стаканчику на ночь. Никакой грандиозной пьянки, так, ун бах. [32]
32
По маленькой (валл.).
В трубке послышался сдержанный вздох.
— Э-э… очень мило, дружище, но уже поздно и, если ты не против…
— Вообще-то я сегодня один. Гвен в каком-то странном настроении; не могу понять, какая муха ее укусила. Очень на нее не похоже внезапно уйти из дома и хлопнуть дверью. Сказала, чтобы я ее не ждал, и ушла.
Малькольм неуверенно рассмеялся над женской непредсказуемостью.
— Ну, это полностью меняет дело. Конечно, я буду рад разделить твое одиночество. Минут через пять выезжаю.
От мысли, что можно будет посидеть и выпить с приятелем, Малькольм на минуту почувствовал себя лучше. Он взял стакан с разбавленным виски — отнюдь не ежевечерний его напиток — и пошел в гостиную. Там было полно дамской дребедени вроде чехлов для мебели и декоративных тарелочек, а сама комната при довольно умеренной длине выглядела такой непропорционально узкой, что некоторые гости принимали ее за дамский уголок для чаепитий в очень ограниченном кругу. На самом деле пойти было больше некуда: либо в упомянутую крошечную гостиную, либо в кабинет Малькольма, куда он сам заглядывал только в особых случаях.
Сегодня здесь ощущалось мужское вторжение: его выдавал не столько проигрыватель, общий для обоих полов, сколько пластинки, принесенные из кабинета, где они хранились в белом сосновом шкафчике. Проигрыватель («Плейбокс», черный, с некогда золотым, а ныне потускневшим узором в китайском стиле) в середине шестидесятых считался очень современным. Пластинки были того же времени или чуть старше: запиленные долгоиграющие переиздания еще более древних записей на семьдесят восемь оборотов, сделанных в сороковые годы в стиле, который, по слухам, пользовался успехом лет за двадцать — тридцать до того. В основном исполнители выступали в группах с длинными названиями вроде «Док Петтит и его Сторивильский джаз-банд», хотя встречались и одиночки: обычно их звали как-нибудь вроде «Горбун Моз» или «Колченогий Рэд Лерой»; иногда им аккомпанировали на гармонике и варгане неназванные музыканты.