Старые черти

Эмис Кингсли

После слабых протестов Питера выпроводили из кухни. Гвен прощально шевельнула пальцами, жеманно хихикнув, и он почувствовал мимолетный прилив жалости к Малькольму. В гостевом туалете Питер вновь подумал, что, если бы в семье была вторая машина, которую они — вернее, Мюриэль! — вполне могут себе позволить, подобные ситуации не возникали бы. Хотя это всего лишь капля в море. Все равно случались бы вечера вроде сегодняшнего, когда Мюриэль надо забирать, потому что она слишком много выпила или собирается выпить. Ну, тогда бы она

ему и звонила или… Господи, о чем он думает? Как будто она согласится ограничить свою свободу и отказаться от возможности его третировать! Должно быть, он забылся. Размечтался, как бывало и раньше.

В прихожей Питер едва не налетел на Софи с бирюзовым шарфом на голове, удивился и от неожиданности спросил:

— Ты куда-то уходишь?

Он вдруг вспомнил, что минуты две назад слышал телефонный звонок.

— Да. А что? — Софи всегда разговаривала довольно резко, и требовалось совсем немного, чтобы ее голос зазвучал по-настоящему сердито.

— Полагаю, с Чарли все будет в порядке?

— А что?

— Ну…

Питер выразительно мотнул головой, словно напоминая Софи, что на правах старого друга знает о нервных срывах у ее мужа.

— Думаю, ему ничего не грозит, в доме еще три человека.

— Да, конечно.

— Можешь тоже остаться, раз уж так за него волнуешься.

Он вновь покачал головой, на сей раз отрицательно, втайне подозревая, что она его дразнит.

— Знаешь, мне тоже иногда нужно отдохнуть.

Прежде чем Питер успел ответить, Софи ушла на кухню.

5

Входная дверь хлопнула во второй раз. Гвен и Мюриэль подняли головы.

— Питер в каком-то странном настроении, — сообщила Софи.

— Думаю, выпивка не пошла ему впрок, — сказала Мюриэль. — Ему вообще нельзя пить.

— Как мило, что он вступился за Перси, — заметила Гвен. — Сразу видно, что у него есть чувство сострадания!

— Казалось бы, он-то должен понимать, что другим тоже нужна передышка! — проворчала Софи и торопливо продолжила: — Я на полчаса забегу к Рианнон, хорошо? Вы же еще посидите?

Она добавила, что еда в холодильнике, хотя закусок на столе гостьям хватило бы часа на два, даже если бы они жевали без перерыва.

— Если хотите, оставайтесь на ночь, кровать…

Ее перебила Мюриэль, сказав, что вызовет такси. Вмешалась Гвен и объявила, что сама отвезет Мюриэль домой. Они препирались до самого ухода Софи, но все же успели поблагодарить ее за гостеприимство и передать привет Рианнон. Убедившись, что они остались вдвоем, Гвен повернулась к Мюриэль, сосредоточенно нахмурив брови:

— Так, что мы говорили… Ага, берешь банку — только хорошей торговой марки! — смешиваешь со столовой ложкой йогурта…

— …добавляешь немного порезанной петрушки…

— …и все спрашивают, есть ли там цикорий и не сельдерей ли ты туда положила… И хотят узнать рецепт, интересуются, обжаривала ли ты овощи на сливочном масле, и так далее. Я обычно отвечаю, что готовлю по-старинному, это единственно правильный способ.

Мюриэль рассмеялась куда веселее, чем обычно смеются при обсуждении кулинарных методов.

— Точно, и им нечем крыть. Конечно, когда дело доходит до куриного бульона, шотландской похлебки или супа вообще, нет ничего лучше бульонных кубиков и капельки спиртного, точно тебе говорю. Банка супа из бычьих хвостов, бульонный кубик, ложка виски — и все. Проще простого. И не только просто, — добавила она с вызовом. — Гораздо вкуснее.

— Когда я оглядываюсь на прошлое, — Гвен положила подбородок на руку с зажженной сигаретой и принялась разглядывать свежее винное пятно на скатерти, — то вспоминаю всю эту возню с кастрюлями. Я вечно что-нибудь готовила — в дело шли даже малюсенькие обрезки мяса — и еще убеждала себя, что цыплячий остов в десять раз лучше самого цыпленка… Ты не поверишь, Мюриэль, но было время, когда я брала у мясника кости, якобы для собаки, и варила их с говяжьими хрящами. И ради чего? Зачем?

Мюриэль сочувственно кивнула. Обычно они с Гвен не шли дальше взаимной вежливости, даже когда Мюриэль не считала Гвен пронырой, а та, в свою очередь, не думала о Мюриэль как о странной и громогласной особе, однако ночные посиделки объединяют людей, особенно тех, кто дольше всех продержался за выпивкой. Впрочем, сегодня эта причина была не единственной.

Гвен немного помолчала, затем как бы случайно заметила:

— Все равно никто не замечает, я уж не говорю о том, чтобы ценить…

— Не смеши меня.

— Я говорю, что они даже не замечают.

— Конечно. Надо ведь хотеть знать, а они не хотят. Свое драгоценное внимание уделяют другим вещам.

— Ненавижу, как…

— Чего ты хочешь? Чтобы они удосужились взглянуть, что творится в их собственном доме и на ком все держится? Да никогда в жизни. К чему им это? Они ведь победили.

На этой стадии уже не оставалось сомнений в том, что «они», о которых сейчас говорили, не имеют ничего общего с теми, кто спрашивал у Гвен, какие овощи она положила в готовку. Впрочем, темы, которая интересовала обеих больше всего, женщины пока не коснулись, выжидали. Не торопили время, как говаривают в Южном Уэльсе в подобных случаях.

Гвен не выдержала первой.

— Конечно, она еще очень даже ничего. Не красавица, да я никогда и не считала ее красивой, но эффектная.

Она не назвала имя не из-за приписываемой валлийцам уклончивости, а потому, что мысли о Рианнон постоянно крутились в голове.

Судя по тому, как быстро Мюриэль подхватила разговор, она думала о том же.

— Еще бы, небось потратила целое состояние на косметические салоны, массажи, санатории и бог знает что еще. И дома палец о палец не ударит. Всегда так было.