Старые девы в опасности
Шрифт:
— Я хочу спать здесь с мамой. И с козочкой тоже, — сказал Рики и добавил: — Пожалуйста.
— Ладно, — согласился Аллейн, — но тогда ты не увидишь, как она светится, потому что мама еще долго не выключит лампу, правда, дорогая?
— Долго, очень долго, — подтвердила Трой, мечтавшая только о том, чтобы поскорее оказаться в темноте и заснуть.
— Пожалуйста, забирай ее себе, но скажи, когда она начнет светиться, — сказал Рики.
Он выудил серебряную козочку из карманчика желтой рубашки. Аллейн унес ее в соседнюю комнату, поставил
Он сидел на кровати, уставясь в темноту и размышляя о событиях длинного дня, о Трой и Рики, и вскоре знакомое состояние посетило его. Ему казалось, что он смотрит на себя со стороны, смотрит и не узнает: странный незнакомец с неведомым прошлым и будущим, безжизненная тень, пустая телесная оболочка, на которую он сейчас взирает с изумлением, с каким, наверное, душа после смерти взирает на покинутое ею обиталище. «Оберон наверняка воображает, что сумел все разложить по полочкам. Рауль и Тереза — тоже, на свой лад и манер. А я так и не знаю ответа». Он мог бы отмахнуться от галлюцинации, если, конечно, это была галлюцинация, в чем Аллейн не был уверен, но продолжал разглядывать странную фигурку, пока наконец не обнаружил, что смотрит на флюоресцирующее пятнышко, маленькое и трепещущее, словно светлячок. Пятнышко разрасталось: статуэтка Рики, оправдывая ожидания, начала светиться в темноте. Голос все еще не угомонившегося Рики вернул Аллейна к действительности.
— Папа! — громко звал Рики. — Она светится? Папа!!!
— Да, — откликнулся Аллейн, вставая, — светится. Приходи и увидишь сам. Но закрой за собой дверь, а то все испортишь.
Рики появился не сразу. На пол легла тонкая полоска света, постепенно расширившаяся. Аллейн увидел, как вошла крошечная фигурка в пижаме.
— Закрой дверь, — повторил Аллейн, — и подожди немного. Если подойдешь поближе, то увидишь.
Комната вновь погрузилась в темноту.
— Не молчи, пожалуйста, — испуганно и вежливо произнес Рики. — А то я тебя никак не найду.
Наконец Рики добрался до отца. Он стоял между коленей Аллейна, глядя на светящуюся козочку.
— Она как будто из серебра, — сказал он. — Все правда.
Он приник к отцу, распространяя запах мыла, и обнял Аллейна расслабленной рукой. Аллейн посадил его на колено.
— Я физически и эмоционально притомлен, — важно произнес Рики.
— Это еще что такое?
— Так говорит няня-француженка, когда я очень устал. — Рики сладко зевнул. — Я еще немного посмотрю на козочку, а потом, наверное… — Его голос оборвался на полуслове.
Аллейн слышал, как Трои тихонько ходит в соседней комнате. Он дождался, пока Рики ровно задышал, и положил его в постель. Дверь отворилась, на пороге стояла Трой, прислушиваясь. Аллейн направился к ней.
— Готов, — сказал он.
Трой пошла проверить. Дверь они оставили открытой.
— Уж не знаю, провел ли я сеанс детской психотерапии или попросту нагло одурачил ребенка, но проблема решена, — сказал Аллейн. — Больше он не будет бояться своей спальни.
— А если он проснется?
— Он не напугается. Увидит свою драгоценную козочку и снова заснет. Как ты?
— Сплю на ходу.
— Физически и эмоционально притомлена?
— Он так сказал?
— Ага. Мне остаться с тобой, пока ты не заснешь?
— Но… А как же ты?
— Я собираюсь на фабрику. Дюпон все еще там, Рауль дал мне напрокат машину.
— Рори, это невозможно. Ты ведь уже должен падать от усталости.
— Мало ли что я должен. Вечер только начался, и самое время отправиться с визитами. Кроме того, мне нужно договориться о завтрашнем дне.
— Не знаю, о чем можно сейчас договариваться.
— Конечно, не знаешь, дорогая, ты ведь не полицейский.
Трой попыталась возражать, но сонливость одолела, и ее голос также оборвался на полуслове. К тому времени как Аллейн вымылся и переоделся, Трой уже была в постели и крепко спала. Аллейн погасил свет и выскользнул из комнаты.
Серебряная козочка ровно светилась в темноте.
Глава десятая
Гром в небесах
Аллейн предупредил портье, что, по-видимому, вернется поздно, и распорядился спрашивать, что передать, если ему позвонят. Но не переводить звонок в комнату Трой, дабы ее не беспокоить, если он только сам не позовет ее к телефону. Выло девять часов вечера.
Портье распахнул двери, и Аллейн направился к машине Рауля. Рядом стояла другая машина, длинная шикарная спортивная модель с британскими номерами. Водитель высунул голову в окно и негромко произнес: «Привет, сэр».
Это был Робин Херрингтон.
— Привет, — ответил Аллейн.
— Собственно, я возвращался из Дусвиля, ну и дай, думаю, заеду, вдруг встречу вас, — быстро и приглушенно заговорил Херрингтон. — Жаль, что вы уходите. То есть, у вас, наверное, не найдется пята минут, чтобы побеседовать со мной. Простите, что не выхожу из машины, но в общем я подумал… Я не отниму у вас много времени. Я могу отвезти вас куда надо, если вы торопитесь, чтобы уж…
— Спасибо. У меня есть машина, но я с удовольствием пожертвую пятью минутами, чтобы побеседовать с вами. Могу я сесть рядом?
— Вы ужасно добры, сэр. Да, пожалуйста, садитесь.
Аллейн обогнул спортивный автомобиль и устроился рядом с молодым человеком.
— Пяти минут мне вполне достаточно, — нервно произнес Херрингтон и умолк.
— Как чувствует себя мисс Трубоди? — выждав немного, спросил Аллейн.
Робин шаркнул ногой.
— Не очень хорошо, — сказал он. — По крайней мере, так было, когда я уезжал. А на самом деле — довольно плохо.
Вновь наступила тишина. Херрингтон безмолвно открыл неприметную дверцу, за которой оказался миниатюрный бар с автоматическим освещением, и жестом предложил Аллейну выпить.