Старые истории (сборник)
Шрифт:
– Считаемся с интересами страны... Потому и выдаем зерно.
– Выдавайте, когда положено. Вы подаете дурной пример другим. Понятно?
– Мы сами определяем, когда это положено.
– А не много ли вы на себя берете?
– Ровно столько, сколько законом позволено... И постановлениями партии.
– Вон вы как понимаете дух последних постановлений! Может быть, вы и руководящую роль партии теперь не признаете?
– Партию оставьте в покое.
– В таком случае, от имени райкома партии я запрещаю вам производить преждевременную выдачу зерна!
–
– Хорошо! Тогда решим на бюро, какая у вас выдача - своевременная или нет. Сегодня извольте явиться к пяти часам в райком. А теперь ответьте еще на один вопрос: почему вы не жнете пшеницу?
– Рано... Да и комбайны на ячмене.
– Все в округе половину в валки уже уложили, а у вас - рано. Район позорите! Из-за вас в хвосте плетемся. И потом - раздельный метод уборки еще никто не отменял.
– А у нас жаток лафетных нет.
– Но я же вам прислал одну жатку. Почему она не работает?
Николай Иванович посмотрел на Брякина и Тюрина; те в свою очередь переглянулись, и Тюрин чуть заметно подмигнул председателю. "Ох и жулики! Уже успели", - подумал Николай Иванович не без удовольствия и сказал:
– У нее колеса нет.
– Как нет? Я же ее только вчера прислал!
– Не знаю. Говорят, по дороге отвалилось.
– Но уж это слишком!
– Басманов встал.
– Покажите мне жатку!
Через минуту две палевых "Волги", по-утиному переваливаясь на дорожных ухабах, подымая пыль, катили в поле.
Николай Иванович еще издали определил по тому, как задрался один конец лафета, что жатка без колеса. Он вылез из машины и вместе с Басмановым подошел к жатке. Колесо было отвинчено второпях - даже две гайки валялись тут же. К дороге шел широкий в клетку след от колеса. "Вот идиоты! Приподнять колесо не смогли!" - выругался про себя Николай Иванович.
Басманов сразу определил, что колесо было не потеряно по дороге, а отвинчено здесь, на месте. Да и трудно было не определить этого.
– Все ясно!
– сказал он, сумрачно глядя на Николая Ивановича.
– Сработано с умыслом. Но мы выясним, чьих рук это дело. Завтра же пошлю сюда следователя и участкового...
Не попрощавшись, сел в машину и крикнул на ходу:
– Не забудьте на бюро!
Николай Иванович достал из широкого кармана широких серых брюк платок и стал деловито, сосредоточенно обтирать голову. Севка осмотрел след от снятого колеса и сказал:
– Сам Тюрин с Брякиным и снимали.
– Почему?
– Рубах побоялись замарать, потому и катили колесо по земле.
– Дураки!
– устало выдохнул Николай Иванович.
– Куда теперь?
– спросил Севка в машине.
– Крой домой! Только не мимо правления, а с нашего конца въезжай в село. Не то меня еще кто-нибудь подцепит.
Но и на "собственном" конце села Николаю Ивановичу не удалось проскочить беспрепятственно. Неподалеку от крайнего дома Панки-почтальонши, обочь дороги в колхозной картошке паслась здоровенная свинья. Со двора, из-за приотворенной калитки выглядывала тетка Вера, Панкина мать.
– Останови машину!
Николай
– Ну, ты чего выглядываешь? Иль в прятки с кем играешь? Иди сюда!
Тетка Вера, позабыв бросить прут, умильно улыбаясь, пошла по картошке. На ногах у нее были короткие валеные коты. Зацепившись за высокую ботву, один кот спал с ноги. Тетка Вера нагнулась за ним и только тут заметила в руке прут. Она присела, украдкой поглядывая на председателя, незаметно положила прут в борозду, а коты взяла в руки и, босая, легкой рысцой потрусила к машине. Так, прижимая коты к груди, остановилась между свиньей и председательской машиной. Поздоровалась, слегка поклонившись:
– Здравствуйте, Николай Иванович!
– Чья свинья?
– спросил председатель.
– А кто ж ее знает!
– бойко ответила тетка Вера.
– Сама вот гляжу... Дай-ка, думаю, выгоню с картошки. А тут вот и ты как раз подоспел.
– Значит, не твоя свинья?
– Ни, ни! Моя же ма-а-хонькая. Вот такая, - тетка Вера присела, показывая ладонью на вершок от земли.
– А эта ж вон какая зверина. Черт-те знает откелева!
– А не врешь?
– Ей-богу, правда! Не моя... Знала бы - и сказала. Я ж тебя люблю, как сына. А вот Тюрина терпеть не могу. Это ж не человек, а самый что ни на есть боров. Своих свиней на колхозную картошку выгоняет, а моего поросенка и на траву не велит.
– Последний раз спрашиваю - чья свинья?
– Аж честное слово, не ведаю.
Севка ткнул Николая Ивановича в бок:
– А вот мы определим.
Он вынул из-под сиденья ружье, вылез из машины:
– Сейчас застрелю ее к чертовой бабушке... тогда и хозяин найдется!
Севка остервенело крутнул на себе кепку, сбил козырек на затылок и приложился, наведя ружье на свинью.
– Ой, стойте!.. Сто-ойте!..
– тетка Вера бросила коты и, раскинув руки, побежала было к свинье, но обернулась и так же, с раскинутыми в стороны руками, пошла на Севку.
– Стойте!
Севка опустил ружье. Тетка Вера повернулась к избе:
– Па-анка! Па-а-анка!
В избе открылось окно, высунулась взлохмаченная Панкина голова.
– Чего тебе?
– но, увидев председателя, снова скрылась.
– Да кто ж это свинью со двора выпустил? Ты, что ли?
– Нету-у!
– отозвалось из дома.
– Ох, окаянные! Это все те, кто за письмами к нам ходит. Я ж тебе говорю, брось ты эту почтовую работу! Только один грех от нее. И свинья пропадет задаром. Как есть пропадет. Говорю тебе, ступай работать в колхоз. Не то Тюрин со свету нас сживет.
– Ну, хватит!
– остановил ее Николай Иванович.
– За представление тебе спасибо. А за потраву Тюрину уплатишь.
– Да какая там потрава? Она и со двора не успела выйти как следует. Схватилась я в разу-то - нет свиньи. Гляжу - вон она. И ты как раз едешь... Ты погоди-ко, погоди!
Но Николай Иванович махнул рукой, и "Волга" покатила.
– Приготовь "газик". Кабы дождь не пошел...
– сказал Николай Иванович.
– Прямо тошно... От жары, что ли, или так от чего.
1965