Старые истории (сборник)
Шрифт:
– А вы писали куда-нибудь, в районные инстанции?
– Писал. А что толку? Писать в нашу районную инстанцию - это одно и то же, что на луну плевать.
– Кому это ты писал?
– поднял голову Мотяков.
– Тебе, например.
– Мне? Не помню.
– Он обернулся к Тимошкину: - Тимошкин, было?
– Не поступало, - выпалил тот.
– А это что? Не твоя подпись?
– Кузькин вынул из кармана открытку и сунул ее Тимошкину.
– У меня письмо с муд... уведомлением. Знаю, с кем дело
Тимошкин покосился на открытку:
– Мою подпись надо еще документально доказать. А может быть, это подделка?
– А ну-ка?
– Демин подошел к столу и взял открытку.
– Товарищ Мотяков, в этом деле разобраться надо.
– Это само собой... Разберемся. Кто письмо потерял, кто факты извратил... Виноватых накажем.
Скрипнула дверь, вошла секретарша:
– Товарищ Демин, вас к телефону. Из обкома звонят.
– Хорошо!
Секретарша ушла.
Демин положил открытку перед Мотяковым.
– Так разберитесь, - и вышел.
– Чего с ним говорить!
– махнул рукой Гузенков.
– Известный элемент... отпетый.
– В тридцатом году я колхоз создавал, а вы, товарищ Гузенков, на готовенькое приехали. Еще неизвестно, чем вы-то занимались в тридцатом году.
– Мы тебя вызвали не отчитываться перед тобой!
– оборвал Живого Мотяков.
– А мозги тебе вправить враз и навсегда. Понял? Будешь в колхозе работать?!
– Бесплатно работать не стану.
– А что вы, собственно, хотите?
– спросил Умняшкин.
– Выдайте мне паспорт. Я устроюсь на работу.
– Мы тебе не паспорт, а волчий билет выпишем, - сказал Мотяков.
– Выйди в приемную! Когда надо - позовем.
Живой вышел.
– Ну, что с ним делать?
– спросил Умняшкин, грузный немолодой человек с лицом сумрачным, усталым, с тем выражением насупленной серьезности, которое бывает у много проработавших сельских врачей.
– Дадим ему твердое задание... в виде двойного налога, - сказал Мотяков.
– А там видно будет.
– Но ведь налоги отменены!
– возразил Умняшкин.
– Это с колхозников. А поскольку его из колхоза исключили, значит, он вроде единоличника теперь.
– И мясо с него, и шерсть, и яйца... все поставки двойные!
– подхватил Тимошкин.
– Ну, как?
– обернулся Мотяков к членам исполкома.
– Не то, - сказал председатель бреховского колхоза Звонарев, прозванный за свой огромный рост Петей Долгим.
– На трудодни ему не заплатили. Надо искать выход. Положение трудное.
– Все ясно, как дважды два - четыре.
– Мотяков даже ладонью прихлопнул.
– Исключить из колхоза - и твердое задание ему враз и навсегда.
– А я бы отпустил его, - возразил Петя Долгий.
– И надо помочь устроиться.
– Это называется либерализмом, - сказал Мотяков.
– Если мы станем пособничать
– У нас не уходят, - сказал Петя Долгий.
– Дак у тебя колхоз на ногах стоит, а у Гузенкова на четвереньках... Разница! Ты диалектику не понимаешь, враз и навсегда.
– Правильно, Семен Иванович!
– подхватил Тимошкин.
– На Кузькине пример воспитания надо показать... неповадности то есть. Двойные поставки с него и мяса, и шерсти.
– Лихо, лихо, - сказал Умняшкин.
– Тогда уж и две шкуры с него берите.
– А что?
– отозвался Мотяков.
– По обязательным поставкам положено было сдавать шкуру. Пусть сдает две. Тимошкин, пиши!
– Но ведь он же инвалид третьей группы, - сказал Умняшкин.
– Вы хоть это учтите.
– Подумаешь, трех пальцев не хватает, - усмехнулся Мотяков.
– Ты не смотри, что он такой - на заморенного кобеля смахивает. Он еще нас с тобой переживет. Ставим на голосование: кто за исключение, прошу поднять руки!
Мотяков, Гузенков, Тимошкин проголосовали за исключение. Умняшкин и Петя Долгий против.
– Большинство за, - торжествующе отметил Мотяков.
– Х-хе, большинство... в один голос, - усмехнулся Петя Долгий.
– Один голос, да мой, - Мотяков поднял палец кверху.
– Сравнил тоже - мой голос и твой голос, - и крикнул в дверь: - Позвать Кузькина!
Живой на этот раз вошел с мешком в руках. Мотяков подозрительно поглядел на мешок:
– Поди, поросят тащил в мешке?
– Ага... Поторопился. Не то вы все равно отберете.
– Поговори еще! Я отобью у тебя охоту. Враз и навсегда. Дай сюда протокол!
– Мотяков взял листок у Тимошкина и зачитал: - "В связи с исключением из колхоза Кузькина Федора Фомича, проживающего в селе Прудки, Тихановского района, числить на положении единоличного сектора, а потому обложить двойным налогом, то есть считая налог с приусадебного хозяйства размером 0,25 га, отмененный последним постановлением правительства, умноженным на два. А именно, подлежит сдавать в месячный срок Кузькину Федору Фомичу тысячу семьсот рублей, восемьдесят восемь кг мяса, сто пятьдесят яиц, шесть кг шерсти или две шкуры".
– Семен Иванович, дайте-ка, я ему еще впишу сорок четыре кубометра дров. Пускай заготовляет, - потянулся к председателю Тимошкин.
– Ты сам их и заготовишь, - сказал Фомич.
– У тебя хохоталка-то вон какая. С похмелья не упишешь.
Тимошкин криво передернул ртом:
– Может, обойдемся без оскорбленнее? Не то ведь и за личность придется отвечать.
– Ага... Я и в тридцатых за тебя отвечал. А твой отец в лавке колбасой торговал.
– Вопросы имеются?
– спросил Фомича Мотяков.