Старые истории (сборник)
Шрифт:
Демин кивнул Живому на стул, но не успел Фомич и присесть, как Мотяков остановил его окриком:
– Куда! Ничего, постоишь... Не на чай пригласили небось.
– Мотяков встал из-за стола; на нем были защитный френч и синие командирские галифе. Засунув руки в карманы, он петухом обошел вокруг Фомича и съязвил: - Курица мокрая... Еще бунтовать вздумал.
– А у вас здесь что, насест? Если вы кур собираете, - сказал Живой.
– Поговори у меня!
– крикнул опять Мотяков и, подойдя к Демину, что-то зашептал ему на ухо.
Демин был высок и тощ,
"Как обнюхивает", - подумал, глядя на Мотякова, Фомич и усмехнулся.
Демин кивнул Мотякову маленькой сухой головой, Мотяков подошел к столу и застучал костяшками пальцев:
– Начнем! Тимошкин, на место!
Кругленький проворный секретарь райисполкома Тимошкин с желтым, как репа, лицом присел к столу по правую руку от Мотякова и с готовностью уставился на него своими выпуклыми рачьими глазами. Демин отошел к стенке и присел рядом с другими членами исполкома.
– Гузенков, давай, докладывай, - сказал Мотяков.
Михаил Михайлыч встал, расставил ноги в сапожищах, словно опробовал половицы, - выдержат ли?
– вынул листок из блокнота и начал, поглядывая на Мотякова.
– Значит, после сентябрьского Пленума вся страна, можно сказать, напрягает усилие в деле подъема сельского хозяйства. Каждый колхозник должен самоотверженным трудом своим откликнуться на исторические решения Пленума. Но есть еще у нас иные-протчие элементы, которые в рабочее время ходят по лугам с ружьем и уток стреляют. Мало того, они подбивают на всякие противозаконные сделки неустойчивых женщин на ферме, которые по причине занятости не могут сами выкашивать телячьи делянки. И косят вместо них, а взамен берут пшеном и деньгами. Куда такое дело годится? Это ж возврат к единоличному строю... Мы не потерпим, чтобы нетрудовой элемент Кузькин разлагал наш колхоз. Либо пусть работает в колхозе, либо пусть уходит с нашей территории. Просим исполком утвердить решение нашего колхозного собрания об исключении Кузькина Федора Фомича.
Гузенков сел, а Мотяков злорадно посмотрел на Фомича:
– Ну, что теперь скажешь? Небось оправдываться начнешь?
– А чего мне оправдываться? Я не краду и не на казенных харчах живу, - сказал Фомич.
– Поговори у меня!
– крикнул Мотяков.
– Дак вы меня зачем вызывали? Чтоб я молчал? Тогда нечего меня и спрашивать. Решайте как знаете.
– Да уж не спросим у тебя совета. Обломаем рога-то враз и навсегда.
– Мотяков засмеялся, обнажив свои стальные зубы.
– Товарищ Кузькин, почему вы отказываетесь работать в колхозе?
– вежливо спросил Демин тихим хрипловатым голосом.
Длинные белые пальцы он сцепил на колене и смотрел на Живого, слегка откинувшись назад.
– Я, товарищ Демин, от работы не отказываюсь. Цельный год проработал и получил из колхоза по двадцать одному грамму гречихи в день на рыло. А в колхозном инкубаторе по сорок граммов дают чистого пшена цыпленку.
– Скажи ты, какой мудрый! Развел тут высшую математику...
– сказал Мотяков.
– А я тебе политику напомню:
Демин обернулся к Мотякову и сказал тихо, будто извиняясь:
– Товарищ Мотяков, с этими методами кончать надо. С ними вы далеко не уедете.
– Уедем!
– крикнул Мотяков.
Демин как бы от удивления вскинул голову и сказал иным тоном:
– Товарищ Мотяков!
– Ну, ну...
– Мотяков что-то невнятное пробормотал себе под нос и уткнулся в стол.
– Так, значит, вы отказываетесь работать?
– опять ровным голосом спросил Демин Кузькина.
– Я, товарищ Демин, работать не отказываюсь. Я только бесплатно не хочу работать. У меня пять человек детей, и сам я инвалид Отечественной войны.
– Видали! Он себе зарплату требует... Вот комиссар из "Красного лаптя", - засмеялся опять Мотяков.
– Ты сначала урожай хороший вырасти, а потом деньги проси. Дармоед!
– А ты что за урожай вырастил?
– спросил, озлобясь, Живой.
– Или ты не жнешь, не сеешь, а только карман подставляешь?!
– Поговори у меня!
– стукнул кулаком по столу Мотяков.
– Семен Иванович! Да успокойтесь, в конце концов.
– Демин опять пристально, с выдержкой посмотрел на Мотякова.
Тот надулся и затих.
– Но ведь, товарищ Кузькин, не вы же один состоите в колхозе, и тем не менее вы один отказывались работать!
– сказал Демин.
– Странный вопрос!
– ответил Фомич.
– А если я, к примеру, помирать не хочу? Или вы тоже скажете: не ты первый, не ты последний?
– Разумно, - усмехнулся Демин.
– Но, товарищ Кузькин, надо же сообща болеть за свой колхоз.
– Мы болеем, - ответил Кузькин.
– Да болезнь-то у нас разная. У меня брюхо сводит, а вот у Гузенкова голова с похмелья трещит.
– Давай без выпадов! Тоже критик нашелся, - не выдержал опять Мотяков.
– Но, товарищ Кузькин, почему у вас такой плохой колхоз? Кто же виноват?
– Война виновата, - сказал Мотяков.
Кузькин пристально, подражая Демину, поглядел на него:
– Война-то виновата...
– и обернувшись к секретарю: - Вы, товарищ Демин, знаете, как у нас картошку потравили?
– Какую?
– очнулся Гузенков.
– Семенную!
– Ну, ну?
– заинтересованно подался Демин.
– Перебирали ее, перебирали - пошли на обед. Вернулись, а ее три коровы пожирают - хранилище проломили, прямо с неба сошли... Бока во разнесло.
– Как же так?
– Демин глянул на Гузенкова.
Тот весь напыжился и только головой мотнул.
– Его работа, - сказал Кузькин.
– Нагородили чурку на палку... Он плотников привозил. Премиальные платил им, быка съели. А хранилище слепили - свинья носом разворотит.
– А что потом с картошкой?
– спросил Демин.
– Гузенков сказал: всю картошку перевезти в подвал к Воронину, к нашему бригадиру. Весна подошла - а Пашка Воронин и говорит: нету картошки, вся померзла.