Старые истории (сборник)
Шрифт:
– Откуда же ваши ткачи? Бывшие колхозники?
– Конечно. Но вы не подумайте, что колхозу не помогаем. Помогаем, еще как... У меня самого восемьдесят трудодней.
– Ничего не понимаю... Тогда зачем же ткацкую артель отделили от колхоза, если все там работаете?
– Дак не работаем, а помогаем. Что значит зачем? Политика такая. Колхоз, он и есть колхоз... Должен в землю глядеть то есть, а не на производство. Чтоб внимание от земли не отвлекать. Ответственность выше. Понятно?
– Уяснил... Пойду разыщу этого Демушкина.
– А я вас сопровожу.
– Нет уж, пожалуйста, без сопровождения. Я пойду один.
–
Он опять посмотрел на меня исподлобья через очки, и лицо его стало хмурым и обиженно-постным.
Фабрика «Возрождение труда» размещалась в длинном двухэтажном доме да в какой-то невысокой бревенчатой пристройке, похожей не то на амбар, не то на ригу. На первом этаже стояло десятка полтора древних платтовских станков, выпущенных еще в начале века. Все они так тряслись и так грохотали, словно каждый участвовал в странном состязании - кто скорее развалится. Я поднялся на второй этаж; здесь длинными рядами, вплотную друг к дружке, застя частыми решетинами свет, стояли деревянные станы. Ткачихи сидели на узких донцах, склонив головы, так что сзади были видны одни спины; заведенно сновали босые ноги, точно глину месили, ритмично дергала левая рука «погонялку», и затравленной зверюшкой метался из стороны в сторону челнок. Скорее, скорее! Хлопали подрешетники, стучало бердо, слегка содрогались рамы... Скорее, скорее! А в воздухе плавали розовые и белые хлопья, липли к одежде, набивались в нос, першили в горле...
Ко мне подошел мастер в длинном белом фартуке, мельком взглянул на мой билет, любезно улыбнулся, обнажая тусклые стальные зубы:
– Вы по какой части? Чем интересуетесь то есть?
– Да вот на ручные станы хочу поглядеть. Признаться, давненько не видывал. С детства!
– У нас один такой стан в Ленинград взяли, в музей, - не без гордости сказал мастер и с охотой начал объяснять немудрое устройство стана: - Батан, бердо, ремиз... Тут всякая вещь под названием.
В конце зала сидело четверо ткачей.
– Который из них Демушкин?
– спросил я мастера.
– А вон тот, лысый, что у окна сидит.
Я подошел к Демушкину, склоненному за работой, и спросил на ухо:
– Это вы писали в редакцию?
Он перестал ткать и с минуту сидел недвижно, словно я его оглушил дубиной по голове.
– Вы или нет?
– Не знаю, про что вы говорите, - он наконец обернулся.
– Я у вас лучше вот что спрошу: к примеру, человек на фронте ноги обморозил... Имеет право он на дому работать или нет?
– Конечно.
– Правильно! Вот про это я писал и председателю колхоза, и директору фабрики.
– Почему тому и другому? Вы кто, рабочий или колхозник?
– Да ведь оно с какой стороны поглядеть...
– Работаете в поле?
– А как же. Помогаем.
– Сколько зарабатываете?
– В колхозе ничего не платят. Болота выделяют за работу. Ну, выкашиваем.
– А на фабрике сколько зарабатываете?
– Да когда как...
– В прошлом месяце сколько вы получили?
– В прошлом месяце я на лугах работал.
– Фу-ты, господи! Ну в позапрошлом?
– Не помню уж... Дело давнее, - он смотрел на меня с детски простодушным любопытством.
– Какой там заработок! У меня, парень, пальцев у обоих ног нету.
– Он зачем-то отстегнул свой полосатый тиковый фартук, снял резиновые сапоги, размотал такие же тиковые полосатые портянки и стал осторожно стягивать красный носок.
Я
– Зачем снимать? Я верю. Не надо...
– остановил я его.
– Как знаете, - он все-таки отогнул носок и ткнул в мою сторону кулапой ступней.
– Можно с такой ногой ходить каждый день за четыре версты? А! На фронте обморозил ногу-то, не где-нибудь.
– А что вы хотите?
– На дому работать.
– Как то есть на дому?
– А вот так... Стан поставил - и валяй.
– От стана пыль, хлопья. Это ж вредно для здоровья.
– Да мы привыкли. Мы все при станах выросли и в люди пошли. А ты - вред. Я бы дома-то разве столько наткал? Где и вечерком поткешь, а где и ночью; не спится - встанешь да так нахлыщешься этой погонялкой-то, что без задних ног засыпаешь. А тут, в цехе, более пятидесяти рублей сроду и не заработаешь, - наконец выдал он «секретную» цифру своего заработка.
– Теперь мужикам один выход - бросать тканье да в отход итить.
– А в отходе больше зарабатывают?
– Пожалуй, поболе. Но ты поехай на сторону... Заработаешь чего - так половину проешь да проездишь. А там и останется грош да копа. Да и куда мне на сторону с моими ногами?
– Неужели вы серьезно считаете, что весь выход в надомной работе?
Он как-то значительно посмотрел на меня, ответил не сразу.
– Если говорить всурьез, то работать на земле надоть. А ткацкое дело чтоб в подспорье шло, как в старину. Ведро - в поле старайся, а облак налетел, дождем прибьет землю - шагай в цех, кто домой - тки. Зимой делать нечего - опять тки. За работу в поле тожеть платить надо. Тогда земля себя оправдает. И тканье хорошее подспорье, - ноне матрасы, завтра мешки, послезавтра чего другое. Оно и пойдет дело-то вкруговую, внахлест, значит. А теперь что? Вот вы сказали, что дома вред от стана. А здесь? Свели нас до кучи... Али тут не вред? Вон хлопья-то несет, как в хорошую метелицу. Да что говорить! Ничего от этого не выгадали. Только начальства поболе стало. А в колхоз все равно гонют.
Он скрутил цигарку и вдруг, без видимой связи, перевел разговор на землю:
– Луга ноне в воде. Вот по коих пор вода, - он провел ладонью выше колен.
– Трава - одни макушки поверху. Мы и сшибаем их. Кабы зима ранняя не ударила. Вот запоешь! Коров придется сводить.
– Он затянулся дымом и задумался.
– Семья-то большая?
– У нас семья и в работе подспорье.
– Дети помогают?
– А как же! У нас работа не только в цеху. Тут я за станом тку семь часов. А дома надоть шпули намотать, подготовиться... Значит, часа четыре ребятишки мотают. Видишь, оно у нас, дело-то, по-артельному поставлено. Одна видимость фабрики то есть.
– А если домашних нет?
– Тогда все самому надоть.
Я подозвал мастера, который вертелся возле нас:
– Скажите, сколько часов работают ваши ткачи?
– Семь часов...
– А где шпули они мотают?
Он замялся, поглядел на Демушкина, тот отвернулся и дымил, как паровозная труба.
– У нас есть тут пристройка...
– сказал мастер.
– Там наматывают шпули для платтовских станков.
– А для ручных станов где мотают?
Мастер опять посмотрел на Демушкина.