Старые истории (сборник)
Шрифт:
– Долго ждать придется, дядя Федя, - ответила телефонистка.
– Вот те раз! Только же давали Раскидуху!
– Это не через меня. Может, через Тиханово.
– Давай, как знаешь. Все равно буду ждать.
Фомич припал к трубке и долго слушал монотонный, вялый голос телефонистки: "Алле-у-у! Самодуровка, Самодуровка! Алле-у-у! Брехово!.. Алле-у-у!.. Алле-у-у!" И Фомичу чудилось, будто это лепечет на лесной опушке птичка-сплюшка: "Сплю-у-у, сплю-у-у. Брехово!.. Сплю-у-у, сплю-у-у".
Наконец Брехово ответило, и
– Брехово! Дайте Раскидуху! А? Начальника соедините?..
И вот в трубке послышался знакомый голос начальника ГЭС:
– Слушаю!
– Это Кузькин говорит, из Прудков!
– В чем дело? Колхозы приезжают за лесом?
– Еще нет. Мне передали из райисполкома, будто вы вместе с ними решили меня с работы того...
– У Фомича пересохло в горле, он глотнул слюну и наконец произнес: - Снять.
– Со мной говорил вчера Мотяков, - ответил, помолчав, начальник.
– Видите ли, товарищ Кузькин, вы, оказывается, колхозник. А нам не разрешается принимать колхозников на работу, да еще без согласия колхоза. Вот Мотяков и жаловался, что я колхозников у него переманиваю.
– Да я же отпущен из колхоза. У меня есть и справка, и паспорт!
– крикнул Фомич.
Пашка с киномехаником давно уже отложили свою игру и теперь с напряжением слушали этот разговор.
– Меня же отпустили, понимаете, отпустили!
– Фомич изо всех сил дул в трубку.
– Да вы не волнуйтесь, товарищ Кузькин, - ответил наконец далекий начальник.
– Я ведь не сказал, что мы вас снимаем. При всех условиях работайте до конца. А там видно будет.
– А сейчас вы тут ни с кем не говорили?
– поглядывая на Тимошкина, осторожно как бы спросил Фомич.
– Где это тут? У тебя или у меня?
– По телефону из Тихановского района сейчас никто с вами не говорил?
– Нет. А что?
– Да тут передо мной стоит один тип.
– Фомич теперь жег глазами Тимошкина.
– Прохвост в соломенной шляпе. А еще руксостав!..
Пашка и киномеханик, начиная понимать, в чем суть дела, выжидательно улыбались и нахально смотрели на Тимошкина. Тот снял шляпу и отер взмокший лоб.
– А что такое?
– спрашивал начальник Фомича.
– Говорит, будто вы приказали меня выгнать. А лес по общему акту сдать ему.
– Что за чепуха! Не слушайте вы никого. Работайте, товарищ Кузькин.
– Вы бы с ним поговорили. Он тут вот передо мной стоит. Я ему сейчас трубку передам.
– Фомич сунул Тимошкину трубку, но тот шарахнулся от нее, как от горящей головешки, и в дверь.
А вслед ему оглушительно хохотали Пашка с киномехаником.
На другой день с утра понаехали из колхозов и на лошадях, и на машинах, выстроились у фермы табором. Каждый к себе тянет - поскорее бы нагрузиться. Все - Фомич да Фомич! А что Фомич! На четырех ногах, что ли? И так совсем закрутился...
Сначала решил отпустить подводы из дальних колхозов. Уже
– Что случилось? Ай с ребятами что?
– Федя, хлеб нам не дают в магазине.
– Как так не дают?
Был вторник - хлебный день, и Фомич не понимал, почему не дают.
– Продавец говорит, район запретил. Сам Мотяков звонил: не давать Кузькину хлеба...
– Авдотья утирала слезы концом пестрого платка, повязанного углом.
– Чем же мы теперь кормить свою ораву станем? Ой, господи!
– Да не реви ты! Разберемся - уладим.
Фомич сказал хохловским колхозникам, уже нагрузившим подводы:
– Подождите уезжать! Я сейчас обернусь!
– И побежал через выгон к магазину.
Возле древней кирпичной кладовой с отъехавшей задней стенкой, из расщелин которой тянулись тонкие кривые березки, толпилось человек пятнадцать - все больше баб да старух, - хлебная очередь. А в полуразваленной кладовой - наследство попа Василия - размещался прудковский магазин.
– Что это еще за новости на старом месте?
– спросил Фомич, входя в темное помещение.
– Я не виноватая, - сказала продавщица Шурка Кадыкова.
– Гузенков приезжал... Говорит, райисполком запретил продавать тебе хлеб... Мотяков! Уж не знаю почему.
– А чего ж тут не знать?
– Бабка Марфа зло сверкнула глазками из-под рябенького, в горошинку, платка.
– Он наш, хлеб-от, колхозный.
– И то правда... Много до него охотников развелось...
– Они ноне не жнут, не сеют...
– загалдели в толпе.
– Ваш хлеб в поле остался, - обернулся Фомич к очереди.
– А этот вам господь бог посылает, вроде манну небесную.
– Так мы ж отрабатываем за этот хлеб-от...
– А я что, груши околачиваю?
– Фомич махнул рукой. "Да что это я с бабами сцепился?" - подумал.
Он побежал в клуб, попросил соединить его с Мотяковым.
– Чего надо?
– недовольно спросил тот, услыхав голос Кузькина:
– Почему мне хлеб запретили продавать?
– Этот хлеб для колхозников привозят. А вы не только в колхозе не работаете, но даже помогать отказались.
– Так я же работаю в Раскидухинской ГЭС?!
– Ну и поезжайте на Раскидуху за хлебом.
– Мотяков положил трубку.
– Ах ты, сукин сын! Ну погоди. Еще посмотрим, кто в убытке останется.
Фомич дозвонился до начальника ГЭС и доложил ему о хлебном запрете.
– Я не могу лес отпускать, товарищ начальник. Поеду за хлебом в Пугасово.
– Правильно! Не давай им лесу, если они такие мерзавцы. Заворачивай все подводы и машины. И вот что. В Пугасове есть корреспондент областной газеты. Заезжай к нему. Он сидит в редакции "Колхозной жизни". А я позвоню ему, предупрежу. А если что не выйдет, давай ко мне.