Старые письма
Шрифт:
«Здесь все хорошо, – писал Николай, стараясь ее успокоить, и Анна молилась от всей души, чтобы так оно и было. – Мы по-прежнему ждем новостей. Нам обещают то одно, то другое, и до сих пор не получен твердый ответ из Англии. Это доставляет императорской семье немалую тревогу. Но все стараются не падать духом. Наверное, в июне им все же удастся уехать в Ливадию. Мне придется подождать еще немного. Сейчас я не могу их покинуть – надеюсь, ты все понимаешь. Мери с мальчиками уехала на прошлой неделе. Обещаю, что не позднее начала июня я приеду к тебе в Санкт-Петербург. А до тех пор, любовь моя, старайся не рисковать понапрасну и думай о Вермонте и о нашем будущем. При первой возможности я ненадолго выберусь
Анна прижимала записку к груди и горько плакала. Она думала о Николае, о себе, о своих убитых на чужбине братьях, обо всех, кто погиб в этой войне и кто навсегда расстался с надеждой. Их захватила лавина событий, безвозвратно разрушившая прежний мир. К этому постоянно возвращались ее мысли.
На следующий день она поспешила обменять билеты на пароход до Нью-Йорка, отходивший в конце июня. И рассказала мадам Марковой о том, что собирается уезжать. К тому времени мадам уже почти поправилась и вместе с остальными с тревогой следила за развитием событий. На этот раз она и не пыталась отговорить Анну бросить все ради Николая. Анна больше не сможет танцевать, а оставаться в России становилось попросту опасно. Мадам Маркова восприняла эту новость с облегчением и наконец-то призналась, что считает Николая хорошим человеком, достойным ее любви, и уверена, что они будут счастливы, пусть даже их узы не освящены браком. Хотя наставница очень надеялась, что однажды они все же станут мужем и женой.
Но даже сознание того, что через какой-то месяц они с Николаем окажутся в безопасности, далеко отсюда, не приносило Анне успокоения. Она слишком переживала за все, что предстояло оставить навсегда. Ее близких, ее семью, ее родину и единственный знакомый и близкий ей мир – мир балета.
Николай уже сообщил ей, что двоюродный брат обещал взять его на работу в свой банк. Они будут жить вместе с ним в его доме, пока не подыщут что-то подходящее для себя. Это вселяло некоторую уверенность в будущем. Кроме того, Николай надеялся сразу же устроиться на курсы, чтобы получить право заниматься медицинской практикой в Вермонте. Словом, пока их планы казались вполне продуманными и выполнимыми. Но Анна по опыту знала, как долго подчас приходится идти к намеченной цели. А в данный момент ее больше всего страшила сама необходимость покинуть Россию. Кто знает, суждено ли ей вообще попасть в этот самый Вермонт, находившийся где-то за океаном, на другом краю земли?..
До отплытия оставалась всего неделя, когда она снова увидела Николая, и снова он явился с плохими вестями. Императрица не выдержала переутомления последних месяцев и слегла несколько дней назад. И хотя доктор Боткин также остался при царской семье, Николай не сможет бросить их в таком состоянии и уехать, как намеревался до сих пор. Переезд в Ливадию опять пришлось отложить. Императрица оправится не раньше июля, и к тому же необходимо дождаться ответа от кузенов из Англии. Судя по всему, их родня за морем до сих пор не пришла к единому мнению.
– Я просто хочу, чтобы в их судьбе появилась какая-то определенность, – пояснял Николай, и Анна была согласна с этими доводами.
Они посидели недолго в укромном уголке, не выпуская друг друга из объятий, то и дело целуясь и находя огромное утешение в том, что или начинают проклинать за то, что они не сделали для России. При одной мысли о том, что такое возможно, сердце Анны сжималось от боли, и ей еще сильнее хотелось оказаться в Царском Селе, чтобы поддержать их в трудную минуту и чтобы просто быть рядом.
Она рыдала, расставаясь в этот вечер с Николаем, но понимала, что он не мог не вернуться. Ей снова пришлось поменять билеты на пароход – на этот раз на начало августа. Николай обещал непременно приехать к тому
Обитатели балетной школы мало-помалу начинали разъезжаться по домам, но большинство все еще оставалось в Санкт-Петербурге. Спектакли в театре прекратились еще месяц назад, однако мадам Маркова довольно решительно приступила к обычным занятиям, как только почувствовала в себе достаточно сил, хотя бы несколько минут провели вместе. Мадам Маркова тем временем сама приготовила поесть и предложила Николаю подкрепиться перед обратной дорогой. Предложение было с благодарностью принято. Добираться верхом до Царского Села по пыльной дороге было очень нелегко.
– Я все понимаю, милый, ничего страшного, – промолвила Анна и крепко сжала его руку. Единственное, о чем она сожалела, – что не может отправиться вместе с ним и повидать августейших узников. Она написала великим княжнам и Алексею, что помнит о них и любит их по-прежнему и даже надеется на встречу.
Николай аккуратно сложил листок и спрятал подальше в карман, чтобы доставить адресатам.
Он успел подробно объяснить Анне, в каких условиях их содержат и что означает домашний арест. Им позволены прогулки в саду и парке. Иногда во время этих прогулок к ограде подходят люди и кричат, что любят их.
Она пригласила Анну помогать ей присматривать за учениками, хромота и боль понемногу сходили на нет, однако и речи не могло быть о том, чтобы вернуться на сцену. Впрочем, сейчас Анне было не до балета. В эти томительные, бесконечно тянувшиеся дни она без конца думала только о Николае и о судьбе своих друзей в Царском Селе.
Николай смог навестить ее лишь в конце июля. Он сказал, что на этот раз участь императорской семьи решена окончательно. Из соображений безопасности Временное правительство запретило поездку в Ливадию. Царскую семью повезут через те губернии, что еще не охвачены пламенем бунта. Четырнадцатого августа они отправляются в Сибирь, в город Тобольск. Николай выкладывал одну новость за другой, а сам не сводил с Анны пытливого взгляда. Он как будто приберегал самое важное напоследок, не уверенный, как она отнесется к его решению.
– Я отправляюсь с ними, – вымолвил он так тихо, что сперва ей показалось, будто она ослышалась.
– В Сибирь? – ошалело переспросила Анна. Она явно не понимала, о чем ей толкуют. Что он хочет сказать?
– Я получил разрешение поехать в одном поезде с ними и сразу же вернуться назад. Анна, я не могу их сейчас бросить. Я должен быть с ними до конца, пока они не окажутся в безопасности. Пока не придет согласие принять их в Англии, они будут ждать в Тобольске. Конечно, в Ливадии им было бы намного лучше, но правительство считает необходимым держать их как можно дальше от бунтующих провинций – как они твердят, ради их собственного блага. Они очень подавлены таким решением, и было бы нечестно предоставить их самим себе. Пойми меня, пожалуйста. За эти годы они стали для меня как родные.
– Я прекрасно все понимаю, – заверила Анна со слезами на глазах. – И мне ужасно их жаль. Как к ним относятся охранники?
– С огромным уважением! Конечно, большинство слуг разбежалось, но, несмотря на это, в самом дворце да и в Царском Селе почти все осталось по-прежнему.
Однако оба предвидели, что с отъездом в Сибирь все пойдет по-иному, и Анну не меньше Николая заботило состояние Алексея.
– Именно поэтому я не могу не ехать, – негромко сказал доктор, и Анна снова согласно кивнула. – Боткин тоже собрался с ними, и он остается в Тобольске. Так он решил сам, и в какой-то степени это дает мне свободу вернуться к тебе.