Старые раны

Артемов Александр Александрович

Викта захихикала, наблюдая, как Сарет кашляет и плюется от отвращения к песьему зелью. Еб… его во все дыры, какая гадость!

— Нет-нет, не выбрасывай! — взвизгнула она, неловко пытаясь остановить Сарета, который хотел уже вылить гремучее пойло в костер — пусть хотя бы пламя поддерживает!

— Никогда более паскудной дряни не пробовал!

— Ага, а тебе есть с чем сравнить?! — возмутилась сестра. — Когда? Где?

— Какая разница?.. — закатил глаза Сарет. — Ты мне не мама.

— Ага, твоя «мама» сейчас рыскает в темноте

и скрежещет окровавленными зубами.

— Это-то тут причем? Она и твоя «мама» тоже. Смейся, смейся, мне вот совсем не смешно. Вылезет сейчас из темноты и броситься обниматься.

— Пусть лезет. Я хочу напиться, как последняя тварь! Дай, бутылку. И помоги мне.

— Нет. Нельзя.

— Почему тебе можно, а мне нельзя?! Я что меньше страдала? У тебя глаза на лоб полезут, если я расскажу, что мне пришлось пережить.

— Ты ведешь себя глупо.

— А ты ведешь себя, как… Ро!

— Если бы я вел себя как Ро, выдрал бы тебя и не посмотрел на твои ручонки.

— Я бы сама поколотила тебя, будь у меня ручонки. Я теперь даже щелкать пальцами не могу, чтобы поджечь твой зад!

Сарет раскрыл было рот, чтобы ответить еще какой-нибудь колкостью, но просто махнул рукой, затолкал пробку поглубже в горлышко и бросил бутылку сестре на колени. Викта какое-то время ругалась, пытаясь кое-как вырвать пробку зубами, но вскоре сдалась:

— Мудак!

— Пьяница.

— Балбес.

— Курица.

— Шляпа.

— Дура подпаленная.

— Ага, спасибо, я знаю. А ты знаешь, что ты задница?

— Нет, зато я точно знаю, что ты мелкая заноза в моей заднице.

— Как и то, что у тебя в голове пусто, как и во всем ост… — бросила она, но в последний момент прикусила язык, но было слишком поздно.

Сарет вспыхнул и сжал кулаки до хруста. В яблочко.

— Прости, — подняла она трясущиеся ладони к лицу. — Извини. Ты же…

— Ага, — кивнул Сарет, протирая глаза. Точно в яблочко. — С этим ты явно угадала.

— Прости. Прости меня, пожалуйста! Это… Я не то хотела сказать. У тебя пусто, в смысле, ветер в голове… Сил нет, чего я несу…

— Ничего. Все верно. И про ветер, и про пустоту.

— Ты… можешь все выпить сам. Тогда там будет что-то… О, нет… Брат, мне жаль. Правда

Сарет криво ухмыльнулся и схватил пойло. Поднялся и потряс бутыль. Внутри оставалось еще как минимум с четверть — достаточно, чтобы упиться вусмерть. Легко вырвал пробку и сделал нарочито большой глоток. Зелье ворвалось ему в желудок тараном и взорвалось там. Сарет скривился от огня, который впустил в себя с таким садистским удовольствием, и сложился пополам, силясь удержать жидкость внутри. В голове целый табун лошадей брыкался и переворачивал его желудок вверх дном. Сарет сплюнул и приложился к бутылке еще раз и пил, пока из глаз не посыпались искры.

— Сарет, — бормотала Викта, смотря на него круглыми глазами. — Не надо…

Но он не слушал ее, а продолжал напиваться, как в последний раз.

Через пару глотков ноги уже начали подкашиваться, и он упал на лежак, не отпуская бутыль и не прекращая пить. Викта тут же бросилась на него и попыталась отнять пойло. Сарет принялся отталкивать ее, но сестра вцепилась в бутыль на удивление крепко для своих страшных ран.

— Зачем? — заливалась она визгом, силясь перекричать боль в ладонях. — Что это даст?

Сарет с силой пихнул ее в грудь и долакал остатки. Потом яростно швырнул бутылку подальше. Она звякнула, ударившись о землю, покатилась и навсегда пропала в бурном потоке.

Викта сидела побледневшая и не сводила с Сарета испуганных глаз. Он выдохнул горячее облачко и резко ощутил всем нутром, какой вулкан разбудил в себе. Там рвались бомбы и пылал огромный костер, норовя разорвать его желудок в труху. Горло горело огнем и вот-вот готовилось поджечь его возбужденный мозг. Как это вообще можно было пить на здоровую голову? Чертовы выродки. Перед глазами все потонуло в алом мареве и поплыло. Он каким-то чудом заставил себя упасть на спину, а не полететь с головой в горящие поленья.

— Братик, — шептали над ним, но он ничего не видел, кроме алых пятнышек, которые водили вокруг красочный хоровод. — Зачем ты так? Я же пошутила.

Он понял. Какая же глупость. И сразу так — перед сестрой, которую он же и вырвал из объятий смерти. Губы горели от огня и страстного желания успокоить ее, обозвать себя дураком и все такое, но язык не подчинялся ему. Да, он поступил ужасно глупо, и его страшно накажут. Надо бы повернуться на бок — если его начнет выворачивать, он не захлебнется блевотиной, но ничего не вышло. Перед ним зависли крючковатые ветви рефов, объятых сиянием далеких голодных звезд. Они хохотали над ним.

И еще был плач. Сарет так и не понял, кто плачет и по кому.

* * *

Утром его встретила раскаленная, трещащая голова. Табун все не унимался, но теперь к нему присоединилась рота рыцарей, которые кололи его голову копьями. Сарет продрал глаза и схватился за макушку. Солнце светило слишком ярко и добавляло еще уколов.

Приложил ладонь к глазам и поморгал — сквозь марево проступил знакомый силуэт. Она сидела неподалеку и неловко подкидывала палочки в костер. Сешнес… Она следила за костром всю ночь?

— Проснулся? — она обернулась. Глаза запали, кожа напоминала туго натянутый пергамент. Да, всю ночь.

— Ага, — кивнул Сарет, сгорая со стыда — чувствовал себя последним бараном.

— Отлично, — хмыкнула она и вернулась к своему занятию. — Как раз пора завтракать.

Сарет потянулся к сумке и выудил оттуда еще несколько лепешек. Насколько еще хватит хлеба, прежде чем еду придется искать под ногами? Не будут же они питаться исключительно силой камешка.

Он разломил черствую лепешку и пододвинулся к Викте. Сестра, не поворачивая головы, бросила: